Через час, когда довольно объёмистая яма была вырыта, все бандиты, кроме Катка, чувствовали себя плохо. Виноват был можжевеловый самогон. Всех тошнило, даже Хлопа. Братки заблевали весь пол в доме. Их бил сильный озноб, лица посинели, на коже выступили пятна. Вскоре все лежали. От сильной слабости никто не мог сдвинуться с места, один только Хлоп ещё кое-как ползал на четвереньках. Зато пахан, хромой и грузный, переваливаясь, как огромный пингвин, ходил как ни в чем не бывало между братками, ставшими вдруг беспомощными, вглядывался в их синие лица и напевал с довольным видом.
У Хлопа выворачивало наизнанку желудок. Чтобы опорожнить его, он забился под лестницу, загородился какими-то вёдрами и, спустив с себя штаны, принялся справлять нужду. Мимо, не замечая его, несколько раз прошёл Каток. Давно сгустилась ночь, но электричества в доме Каток не включал. Ходил со свечой, напевая: «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново…». Хлоп наблюдал за ним из-за вёдер. Каток обыскивал братков, снимал с них перстни и цепочки, из карманов доставал деньги. Добычу он относил на стол, потом поставил на тот же стол тёмно-коричневый чемодан и при свете свечи принялся доставать из него доллары, пересчитывать их, складывать в пачки и снова укладывать в чемодан. Назавтра пахан должен был выдать братве положенную ей часть добычи. Но эти деньги, как и те, которые Каток сохранил от предыдущих набегов, все перешли в чемодан.
Каток защёлкнул замки и удовлетворённо похлопал рукой по крышке. «Мёртвые надёжней любого банка сохранят бабки…» — донёсся до Хлопа его глуховатый голос.
Хлоп в ту минуту не понял зловещего смысла этой фразы. Только потом, когда он протрезвел, до него дошло.
Пахан засунул чемодан в большую полиэтиленовую сумку, проковылял с ней мимо затаившегося Хлопа и скрылся в подвале. Дверь туда осталась открытой. Хлоп осторожно пополз к ней. Заглянув в подвал, он увидел Катка с сумкой у края ямы, вырытой для Цыганка. Свеча освещала его побагровевшее лицо, скалящееся в дьявольской ухмылке.
Каток повернулся к Хлопу спиной, и браток, пользуясь этим, быстро прополз в дверь и затаился в тёмном углу за ящиками.
Каток спустился на дно ямы, где лежал труп Цыганка с простреленной головой. Зарыть его не успели. Хлопу было видно, как Каток положил рядом с мертвецом сумку и перевернул его так, чтобы тело мертвеца легло на неё. Казалось, будто покойник обнимает сумку. Пахан вылез из ямы и постоял немного, любуясь созданной им картиной.
Дальше началось самое жуткое. Каток ходил по тёмным комнатам, брал за шиворот обессилевших, мало что соображавших, трясущихся в ознобе братков и одного за другим затаскивал в подвал. Там он подводил их к яме и сбрасывал вниз. Никто не мог выбраться оттуда, братки грудой лежали на дне, слабо шевелились и стонали. Если кто-то всё-таки находил в себе силы подползти к краю ямы, Каток бил его по голове и тот отваливался назад. «Вот уж окна зажглись… — хрипло напевал пахан. — Я шагаю с работы усталый… Я люблю… тебя, жизнь…» Он перетащил в яму всех, кто был в доме. Хлоп замирал от ужаса при мысли, что главарь сейчас хватится его и пойдёт искать. Он, как и остальные, не смог бы оказать ему никакого сопротивления. Но Каток то ли забыл о нём, то ли сбился со счёта, когда сваливал братков в яму. Как бы там ни было, побродив по комнатам и больше никого не найдя, пахан вернулся к яме, взял лопату и принялся засыпать её землей. Он засыпал ещё живых людей!