— Извините…
Обернуться мне пришлось всем телом, потому что поворачивать шею было больно. У двери стоял насупленный семейный шофер и по совместительству костолом Георгий Баранов.
— Что это было? — просипел я, проверяя все ли шейные позвонки на месте.
— Рефлекс. А чего вы вламываетесь так неожиданно.
— Ну и рефлексы у вас. И много вы всего такого умеете?
— Ничего я не умею, так набрался по мелочи в тюрьме, — закрученные такие женские ресницы прикрыли блеск глаз, в которых еще угадывались всполохи затихающей звериной ярости.
Я с некоторым трудом встал, отряхнул невидимые пылинки с брюк.
— Почему вы кричали? — Кучерук тут же открыла рот и, поскуливая как побитая собака, понесла какую-то ахинею. Все то ее обижают, никто не любит, а она столько добра всем сделала. Она явно съехала с катушек. Я переглянулся с Барановым. Он показал мне иконку:
— Я только у нее из рук взял, а она в крик. Полина Леонидовна попросила ее увести наверх и присмотреть, а то перед гостями неудобно.
Тут вдруг женщина совершенно нормальным голосом пояснила:
— Это он пытался выяснить, чего я знаю, и рассказать могу. Клешнями своими цапнул, а тут вы под горячую руку.
Баранова аж перекосило, сунув свои провинившиеся кулачищи в карманы, он хмуро процедил:
— Да что вы слушаете, она же сдвинулась, ку-ку, всю жизнь тайно любила хозяина и теперь вот с катушек слетела.
Но Кучерук уже выглядела вполне нормально. Взгляд перестал бесцельно бродить от одного предмета к другому, а руки бессмысленно шарить по мятой юбке.
— Так что же такого интересного вы знаете? — поспешил я воспользоваться минутой просветления.
— Не ваше дело. Придет время, может, и расскажу чего, а пока…
Она встала, прошла к зеркалу, поправила свое гнездо, обернулась.
— А пока шли бы вы мальчики. Что-то я не в себе немного, отдохнуть надо.
И она настойчиво выпроводила нас обоих из комнаты. Знала ли она что-то или ей это только казалось, оставалось загадкой.
Оказавшись в коридоре, я не удержался от ехидства:
— А вы всегда так рьяно выполняете поручения работодательницы? Что до рукоприкладства доходит?
— Не было никакого рукоприкладства, — вспылил водитель.
— Ладно, не злитесь. Жалобы на вас не поступило, значит, можно сказать, и не было. Слушайте, Георгий, а что вы можете сказать про Полину? Вы ведь, надо полагать, ее уже хорошо узнали. Сколько вы здесь работаете? Лет пять?
— Шесть. Полина Леонидовна очень порядочная и хорошая девушка. И эта Кучерук на нее какие-то поклепы наводит. А ведь это невинное, милое создание. Она ведь совсем как ребенок, и к жизни не приспособлена.