И все же именно сюда, во двор этого дома-призрака, наведывался джип. Именно эту территорию неизвестные по какой-то причине выбрали, чтобы бухать, опорожняться и оставлять после себя прочие следы жизнедеятельности. Но почему, собственно, ее, если вокруг таких же точно полуразрушенных домов и подворий не меньше полусотни?
В глубине двора торчал полуразвалившийся сарай. Рядом возвышался кирпичный треугольник — вход в погреб. Бражник подошел поближе.
Дверей в сарае не было. Из темного проема тянуло холодом и пустотой.
Вход в погреб заперт. Дверь уцелела, на ней — крепкий навесной замок. Другой двери, запертой на замок, Сергей в этом мертвом селе не видел. Даже сами двери не везде уцелели, хотя такие же погреба имелись в каждом дворе.
Опер взглянул на часы. Третий час. Декабрьский световой день близится к концу, выходит на финишную прямую.
Переложив пистолет в левую руку, он взялся правой за замок и подергал. Искать ключ бессмысленно — наверняка он спрятан в каком-нибудь другом месте. Коротко размахнувшись, Сергей врезал кулаком в дверное полотно. Загудело, но доски оказались на удивление прочными.
Отступив на шаг, Бражник снова переложил пистолет в правую руку и прицелился. Он еще никогда не пробовал открыть дверь, запертую на висячий замок, расстреляв его из «ТТ». Но когда мертвую тишину Подлесного один за другим разорвали два выстрела, понял — реально. Пистолет — вполне эффективная отмычка.
Замок повис на дужке.
Потянув дверь на себя, Сергей Бражник осторожно поставил ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей в темноту.
Его сразу же буквально окатило тем сладковатым запахом, который оперу десятки раз приходилось чувствовать в морге судмедэкспертизы.
К этому запаху трудно, почти невозможно привыкнуть. Даже молодые и здоровые менты от него на первых порах блюют, и хорошо если еще успевают добежать до унитаза или, в крайнем случае, до раковины. В большинстве случаев их выворачивает прямо на месте. Потом приходится гонять их за ведром и тряпкой, и эти салаги, не поднимая глаз на закаленных врачей и санитаров, принимаются ползать по полу, уничтожая позорные следы своей впечатлительности, чтобы потом принять на грудь целебные сто пятьдесят и оторваться за свой позор в морге на допросах, пуская в ход кулаки и носки ботинок там, где вполне достаточно нормального мужского разговора.
Бражнику в самом деле почудилось, что он спускается в морг.
Если, конечно, эти заботливо забетонированные бывшим хозяином ступеньки не ведут прямиком в преисподнюю.
Сжимая в правой руке рукоять пистолета, а в левой включенный фонарик, Сергей, медленно и осторожно ступая, спустился наконец до последней ступеньки и замер перед еще одной дверью, которая блокировала вход в помещение погреба. Нащупав лучом фонарика ручку — вернее, вбитый в дверную доску гвоздь с привязанной к нему веревкой, которая и служила ручкой, — опер потянул дверь на себя.