– Дедушка, там у тебя на фотографии – это Малец?
– Он самый. Серебристо-буланый был. На черно-белой карточке не видно. Пегий. Красавец! Ресницы золотистые, длиннющие, как у девушки!
Старик набил трубку табаком и задымил. Мишка с любопытством смотрел, как он выпускает дым клубами.
– Дед, а вот на шашке там буква «Н» – это чье-то имя обозначено?
– Царский вензель. Николай Второй… Погоди-ка, курам я ведь не дал. Закрутился тут с вашим приездом и не покормил их.
Мирон Петрович, оставив дымящуюся трубку на подоконнике, ушел. Мишку словно кто под локоть толкнул: он подбежал к окну и, схватив трубку, затянулся пару раз. Табак был такой едкий, что слезы на глаза навернулись. Рот наполнился горьким противным дымом. Мальчишка закашлялся и не услышал, как вернулся дед, забывший льняную кепку, без которой на двор не выходил.
Потапыч опомниться не успел, как оказался лежащим на животе, у деда на коленях, и дед Мирон твердой, как подошва, рукой припечатывал его по заду.
– Дедушка, я больше не буду! Деда, не надо! Ай! – взвыл Мишка.
Дед его быстро отпустил и сказал очень сердито:
– Вот еще отцу скажу! Он тебе не так пропишет. Курить он вздумал! Я старый – мне все равно. А ты зачем здоровье портишь?
– Я только попробовал, – всхлипывая, промямлил Мишка. Он и сам не понимал, что это его вдруг потянуло.
– Покормил курочек! – посетовал дед, выбил в старую оранжевую эмалированную кружку трубку и спрятал в карман.
На деда Мишка не обиделся за внушение, обида была на самого себя за то, что, наверное, испортил отношения с дедом. Он готов был сам себе по затылку настучать за неосмотрительный, глупый поступок, когда Мирон Петрович вдруг со смехом в голосе заговорил:
– Помню, я тоже курить попробовал, еще пацаном. И конечно, тут же попался. Батя мой самокрутки курил, в газетные обрывки табачок-самосад заворачивал про запас. Он мужичок запасливый был. И вот я эту его заначку потревожил. А он, оказывается, по счету помнил, сколько папирос у него в коробочке лежало. Ну и врезал… моему брату Сашке. Он старше на два года был. Вопил Сашка, а меня не выдал. Так мне с рук сошло, а я пристрастился к табаку – вот сколько лет мучаюсь, кашляю по утрам, воздуха не хватает, легкие никотином забиты, а бросить духа недостает.
– Деда, а Сашка тот где?
– Господь знает… Говорили его сослуживцы, под Москвой убит. Матери похоронка, правда, пришла, там тоже значилось «под Москвой». Но никто не смог указать точное место, где могилка и была ли она. Царствие ему небесное! – Он перекрестился.
– Как это? – удивился Мишка, обрадованный, что его выходка ушла на второй план и дед, как прежде, с ним общается.