Вряд ли она слышала все, о чем они говорили — те двенадцать-пятнадцать шагов, да какой-то потаенный, стелящийся над землей гул, оставляли мало шансов, но что-то такое было в них самих, заставившее эту женщину усомниться в своей правоте.
Она остановилась напротив Ежова. Бросила короткий взгляд на затихшую Хелию, но все-таки спросила:
— Зачем вы убили его?
— Он убил себя сам, — придержав малышку, Ежов поставил гирю перед собой. Выпрямился, протянул руку… принял поданное полотенце, вытер с лица выступивший пот. — Убил, когда предал себя и вас.
— Я тебе не верю! — фразу женщина буквально выплюнула, но даже эта, вырвавшаяся из нее злость, была какой-то безразличной.
— Веришь! — Ежов передал тогда Хелию ему и… Он просто взял эту незнакомку за руку и пошел вместе с ней к «обмякшим», словно потерявшимся тарсам. — И вы верите! — негромко, но твердо произнес он, заставив их не отступить… стушеваться перед ним. — Видели, как становился тварью! Чувствовали! И надеялись, что обойдется.
Кто-то всхлипнул… Кто-то закричал… «Стена» колыхнулась и… вновь застыла, напоровшись на брошенное Ежовым:
— Запись!
Экран вспыхнул за их спинами… Экран, на котором были адмирал Ежов и эсси Джерхар… так не похожий на себя.
Та ночь казалась мертвой. Бессмысленной. Никчемной.
В поселениях было удушающе тихо, но если кто и спал, то совсем уж дети.
Не ложились и они. Волгин играл на гитаре, Ежов рассказывал Анхелии сказки, кто-то гонял в футбол на освещенном прожекторами поле… А он — думал. О свободе, которую получили тарсы и которая могла оказаться им не нужна.
— Пап… — Хелия потянула его за рукав, вырывая из воспоминаний. — А можно дядя Вячек подарит мне еще одну форму?
— Можно, — кивнул он и, тут же спохватившись, недовольно посмотрел на Шторма: — Слава…
— Чуть что, сразу Слава… — ворчливо протянул генерал, отворачиваясь. Потом резко оглянулся и хмыкнул, глядя на малышку: — Вот подрастешь немного, я тебе один приемчик покажу…
— С этим ты опоздал, — ради справедливости заметил Ежов, застегивая китель. — Волгин уже научил. И не одному…
Тему не продолжили, хоть Шторм и пытался, Злобин предпочел увести Анхелию. Они хватались за эти мгновения вроде как мирной жизни, но… войны, которая шла и здесь, глубоко в тылу, те не отменяли.
Когда вернулся, уложив дочь спать, Ежов, Валанд и Раксель о чем-то негромко переговаривались у слепого окна, а Шторм дремал, откинувшись на спинку кресла.
Короткая передышка…
— Ты оказался прав, — не открывая глаз, протянул Шторм. Шевельнулся в кресле… то скрипнуло… угрожающе. — Течет твоя четверка. Пока по мелочи, но уже в наглую.