С годами старуха прыти не теряла, баранку «копейки» крутила лихо, выжимая из железины предельную скорость. Резко тормозила, разворачивалась, почитай, на одном месте, как какой-нибудь гонщик. А годов-то ей было уже немало – под восемьдесят.
Он и сам был уже немолоденький – семьдесят с хвостиком. Бывшая супруга Арина часто напоминала ему про его возраст, мол, пора б уже и остепениться, а он – все в молодые лезет. Федор отмалчивался, прощал ей выпады в его адрес при чужих людях, а иной раз предлагал свои услуги – то сено скосить, то дровишек подвезти, то водички из реки. Арина принимала его дармовые услуги молча, ничем не выказывая своего удовлетворения покорностью бывшего мужа. Бывало, посылала к нему наезжавшую из райцентра дочку Марусю или старшего сына Анатолия просить, чтобы подсобил в какой работенке – сама-то уже не справлялась. И Федор подсоблял.
Но отношения их оттого не менялись: по-прежнему при случае костерила его принародно и в том была ненасытна, что примечали между собой деревенские. Он же будто ничего не видел и не слышал.
– Ну и вьет же из Феди веревки Арина Понкратьевна, ох уж и вьет, – судачили. – Хоть бы когда ощерился – все молчком, все молчком…
– Да уж, молчун, нечего сказать, – возражали другие.
Но все вместе сходились на том, что взяла чем-то Федю Арина, задела чем-то за живое: сама не схотела с ним жить, и у других ничего не получается. Вот и постарел уже Федор Кривулин, а все – бобыль. Так бобылем и помрет, сердешный…
Была своя правда в том, что Арина – единственная женщина, с которой он прожил более десяти лет, народив совместно троих ребятишек, правда, один помер во младенчестве. При ней поставили его заведующим деревенским клубом, и клуб деревни Манутсы вывел он в число передовых по всему району. На входе и выходе в просмотровый зал красным огнем горели надписи: «Вход» и «Выход». У клуба установлен был щит с яркой, возвещающей о новом фильме рекламой, который изготовил самолично. Работали кружки самодеятельности, на зависть другим селам и деревням на танцах наигрывал духовой оркестр.
Примечали и деревенские, что в те годы Федор как бы даже остепенился, не своей волей встав на путь исправления. Не своей, потому что Арина за мужем глядела в оба. Да и Федя побаивался. Разборчивая Арина ведь не за каждого могла пойти. Работала она в школе учительницей, была на хорошем счету в райобразовании и колхозе. На видном месте сидела в комиссиях во всякие выборы власти, смело выступала на собраниях и митингах.
Не исказила истины и Поршня: в пору юную Федя и Ариша действительно тянулись друг к дружке и их часто видели вместе. Потом была война и учеба Арины в педучилище, а Федя, еще отроком пошел робить в колхоз в помощники к местному старику-конюху по кличке Шо-Шо. Кличку старик получил от привычки по всякому поводу и без повода переспрашивать собеседника: