В основном это были кадры, которые, крепким спиртным отметив победу, подняли свой боевой дух и в заварушке получили по голове. Олег Иванович разглядывал рентгеновские снимки черепов, осматривал поступивших «бойцов», как он их называл, все время напевая: «Ах, зачем эта ночь…»
Я стоял рядом, когда он занимался «бойцом» Железняком, от которого знатно разило спиртным.
— Смотри, Александр, — указал Олег Иванович на ухо Железняка, залитое кровью, — барабанная перепонка пошла к чёрту. Это перелом средней черепной ямки — и без рентгена ясно. И ликворея имеется.
Я вопросительно взглянул на Олега Ивановича: «Ликворея? Нет, не помню, что за ликворея».
— Ликворея, если ты все еще не в курсе, это истечение спинномозговой жидкости («ликвор» по-латыни) из носа и уха. Это значит, коллега, что задета твердая мозговая оболочка.
— Точно! — воскликнул я, делая вид, что вспомнил.
Олег Иванович развлекался при осмотре «бойцов» тем, что угадывал, кто каким спиртным отмечал День Победы.
— Зубровка, что ли? А, боец? — допрашивал он Железняка.
Железняк тупо смотрел на него затекшими кровью глазами и молчал.
— Не слышит. Оглох, однако, — сказал Олег Иванович и повел допрос в два раза громче: — Чем отмечали? Зубровку чую.
— Не, «самгори» пили, — еле ворочая языком, ответил Железняк.
— Меа кульпа, — сокрушенно сказал Олег Иванович и покосился на меня.
Это я знал. Латынь, латынь… Сколько же мы выучили наизусть латинских выражений! А это, как сказал наш латинист Константин Яковлевич, для врача самое главное! Он всерьез считал, что настоящие врачи и фельдшера при больных должны говорить по-латыни, особенно о своих ошибках, о своей вине. «Меа кульпа» — моя ошибка, в значении «моя вина» — это мы все хорошо помнили. Промокашка только запуталась и, отвечая, произнесла вместо «меа кульпа» «меа кульпеа», и мы, конечно, вдоволь нахохотались. Но потом и она зазубрила два этих слова.
— А зубровку тоже принимали! — вспомнил вдруг Железняк и даже потеплел весь. — Толик приносил!
— Ну! Я же чую зубровку! — довольно гаркнул Олег Иванович, блеснув глазами. — Эх, брат, теперь другое принимать будешь.
— Поди, Александр, — обратился он ко мне, — скажи Тамаре Сергеевне от моего имени: Железняку: магнезия — внутримышечно, глюкоза — внутривенно двадцать кубиков, уротропин — десять, бром — как обычно, по ложке три раза.
Я шел, напевая про себя одно и то же: «Я утром ассистирую-у, я утром ассистирую-у, ассистирую я…»
Во втором часу ночи в переломах черепа наступил перелом, но зато привезли перелом копчика. Единство противоположностей, как говорится. Ольга Чусова, девятнадцати лет, выпала в День Победы из окна.