А может, это ревность?
Но что насчет этого:
Пару недель спустя пошел дождь. Внезапный летний дождь, от которого ни один человек в здравом уме не станет прятаться. Капли дождя, поблескивая, скатывались вниз, волосы повисли мягкими мокрыми прядями, кожа стала влажной и сексуальной. Смеясь, я бежала под дождем. Я засиделась допоздна на работе: у меня был дедлайн, на который я забила, но тем не менее я закончила работу, все было сделано, и у меня кружилась голова. Больше никогда не придется думать об этом проекте. Может, это мой последний проект. Я представила себе, как увольняюсь с работы, представила, что у меня будет новая жизнь. Внезапность дождя позволила мне мысленно нарисовать себе другое будущее.
Когда-то я ждала ребенка, я вам про это рассказывала? Точнее, это был еще не совсем ребенок, это длилось всего несколько недель, он едва сформировался, только в общих чертах, — а потом его не стало. Я даже не знала, что была беременна. Не знаю, кто был отцом: на эту роль могли претендовать три человека. Мне было под тридцать — довольно скользкий этап в моей жизни, более скользкий, чем сейчас. Иногда я плачу, вспоминая об этом ребенке. И я ведь никогда особенно не хотела иметь детей. Только подумать обо всех сложностях — краткосрочных и долгосрочных, — а я даже не знала, кто его отец. Вряд ли я когда-нибудь займусь этими расчетами. Но я все равно плачу, потому что передо мной лежала дорога, по которой я могла пойти, но не пошла. Я плачу из-за потерянной идеи, потерянного замысла. А иногда — от мыслей о том, каким я была художником и какой могла бы стать моя жизнь, если бы я только продолжала заниматься творчеством. Я оплакиваю свою утраченную индивидуальность, свои возможности.
Так вот, тем вечером я бежала под дождем, у меня кружилась голова, я чувствовала себя счастливой и немного всплакнула, воображая себе другую жизнь, в которой я увольняюсь с работы. Я отчаянно напрягала разум, пытаясь представить себе, что же будет дальше: сделаю ли я паузу и просто буду путешествовать, пока не пойму, как поступить со своей жизнью, или перееду в небольшой городок в Нью-Гэмпшире к родственникам и останусь с ними, пока жива моя больная племянница, или посвящу свое время тому, чтобы сделать эту планету лучше, или перестану быть такой самовлюбленной. Найду ли я Бога, найдет ли Бог меня, буду ли я тихонько сидеть, ощущать, как вращается земля, глубоко дышать по утрам до тех пор, пока не почувствую себя спокойной, счастливой, уравновешенной и удовлетворенной?
Возвращаясь домой, я увидела ее — актрису. Она сидела на ступеньках у входа с промокшей сигаретой в руке; волосы беспорядочно рассыпались по плечам, по щекам стекала черная тушь — киногеничная донельзя. Она была босиком. Она не улыбалась, она не радовалась дождю. Напротив, она вся дрожала — не от холода, а потому что была совершенно разбита.