В еще же большей – и пугающей – степени этим чувством обладали пауки-смертоносцы.
Джомар двигался с большим трудом. Задетое челюстями жука-скакуна бедро распухло, словно диковинная черная тыква. Вайг обработал рану тертым корнем дьяволова листа, росшего неподалеку, – растения с мощными целебными свойствами. Но восстановить рассеченную мышцу оно не могло, и Джомар до конца своих дней прихрамывал.
В тот вечер у них был пир; по крайней мере, людям, едва одерживающим верх в извечном поединке с голодом, такая трапеза казалась роскошной. Вайгу удалось прибить крупное млекопитающее вроде белки и поджарить его, выложив тушку в полдень на раскаленные солнцем камни. Найл раньше вообще ничего подобного не пробовал. Ели еще плоды кактуса, желтые и терпкие, пили кактусовый сок. Было ясно, что, несмотря на кажущуюся скупость, в здешних окрестностях водится куда больше живности, чем на прежнем месте обитания возле плато. И конечно же (это тоже было ясно всем), опасностей здесь тоже куда больше. В этих местах водились песчаные скорпионы и жуки-скакуны, полосатые скарабеи с ядовитым жалом, тысяченожки и серые пауки-пустынники, не ядовитые, но очень сильные и проворные: минута – и человек уже с головы до пят опутан клейкими шелковистыми тенетами. Пауки служили добычей осе-пепсис либо осе – убийце тарантулов, созданиям не крупнее человеческой руки, парализующим хищников ядом и потом использующим их как живую кормушку для личинок. И конечно же, практически все обитатели пустыни – насекомые и млекопитающие – служили добычей громадной фаланге либо пауку-верблюду – жутковатой на вид, похожей на жука твари с огромными челюстями. Последний передвигался с такой скоростью, что невольно напрашивалось сравнение с перекати-полем, гонимым через пустыню сильной бурей. Довольно странно, но не было случая, чтобы пауки-верблюды нападали на человека. Наблюдая за ними, Найл проникался впечатлением, что те относятся к человеку с каким-то скрытым благодушием, воспринимая людей не то как союзников, не то как ровню. И спасибо на том: их челюсти-пилы могли раскромсать человека напополам.
В течение многих недель после того, как они перебрались в новое жилище, Найла невозможно было оттащить от выхода из пещеры, откуда он наблюдал за снующими мимо существами. Не сказать, чтобы их было так уж много (в пору дневной жары обитатели пустыни прячутся по своим щелям), но ребенку, выросшему в норе с видом на безотрадно унылые песчаные дюны, это был словно живой калейдоскоп. Многих насекомых он научился различать просто по звуку. Так, он мог в первую же секунду отличить скорпиона или паука-пустынника от жука-скакуна или тысяченожки. А заслышав шелест паука-верблюда, понимал, что можно без всякого страха выбираться наружу: всевозможные неприятели спешат спрятаться кто куда.