Тут оса, вцепившись тарантулу в переднюю лапу, поволокла оцепеневшую мохнатую тушу к логовищу. Насекомому приходилось пятиться, с усилием упираясь ногами; с каждым толчком туша подавалась на несколько сантиметров. Наконец она подтащила ее к самому лазу и, ловко поднырнув, толкнула затем изо всех сил вверх. Тарантул, опрокинувшись, упал к себе в логово. Оса потерла передние лапы, словно стряхивая пыль, и скрылась следом.
Найла разрывало от нетерпения. Как хотелось помчаться и рассказать кому-нибудь об этом поединке! Но поделиться, увы, было не с кем. Он подумал, а не подползти ли сейчас по песку глянуть, что там делается в логове, но вовремя отказался от такой затеи: оса могла ненароком принять его еще за одного тарантула. Поэтому мальчик с полчаса сидел и дожидался, пока оса не появилась из норы и не улетела, глянцевито поблескивая в лучах солнца. Окончательно убедившись, что обратно насекомое уже не собирается возвращаться, Найл подобрался к норе и заглянул в горловину лаза. От увиденного его просто передернуло. Тарантул все в той же позе лежал внизу, на глубине пары метров. К центру мохнатого брюха прилепилось влажно поблескивающее белое яйцо.
Вид у хищника был настолько зловещий (даром что он лежал на спине), что Найл невольно оглянулся: не подбирается ли там сзади еще один. Страх перед недвижимым чудищем постепенно улегся, уступив место деловому любопытству. Теперь можно было во всех подробностях рассмотреть восемь лап, растущих из центра туловища-цефалоторакса; наиболее крупная часть тела, округлое брюхо, находилась фактически на весу. В самом его низу угадывались пальцеобразные отростки – судя по всему, прядильные органы, вырабатывающие паутину. Более же всего впечатляла голова с длинными усами и грозными, увенчанными клыками челюстями. Клыки сейчас были сложены, поэтому делались видны небольшие отверстия для стока яда. Таким челюстям ничего не стоило перекусить человеку руку.
Глаза у тарантула находились на макушке; чуть подавшись вперед, Найл различил два непосредственно над клыками. Черные, влажно поблескивающие… Создавалось неприятное впечатление, будто они следят за Найлом.
Логово представляло собой обыкновенное углубление, чуть шире самого обитателя. Следом за бездвижным туловищем оно уходило резко вниз, поэтому разглядеть, что находится там, на глубине, не представлялось возможным. Стены, как обивкой, были покрыты шелковистой паутиной; из паутины же, хитро перемешанной с землей, была и заслонка, приводимая в действие нитями.
Теперь, когда появилась возможность рассмотреть все без спешки, зрелище уже не казалось таким устрашающим. Тут Найла ужалил страх, что оса, чего доброго, возвратится. Он порывисто вскочил. От неосмотрительного движения вниз струей посыпался песок, прямо тарантулу на голову. Угасшие глаза насекомого внезапно ожили, и Найл с запоздалым ужасом понял, что тварь, оказывается, еще не мертва. Сердце от такой догадки буквально застыло. Найлу стало стыдно за свой страх. Словно в отместку, он поднял лежавший поблизости камень и швырнул его вниз, своротив чудищу один из клыков. Глаза у того опять на мгновение ожили. Держа путь обратно к пещере, Найл испытывал странное, неизъяснимое чувство неприязни и вместе с тем жалости.