О сострадании к «экзотическим подружкам», которые ничего не ведают, кроме секса. О своих иллюзиях… О мужских желаниях, не смиряемых христианской любовью. Я почти сердит на Манон за то, что ее стараниями на меня выплеснулось столько очевидных истин. Затем меня подхватывает волна жара. Я снова счастлив.
– Тебе хорошо?
В ее прерывающемся голосе слышались нотки облегчения и любви. Не отвечая, я пытался нащупать свои вещи, чтобы достать сигарету. «Кэмел» – зажигалка – затяжка. Я упал навзничь поперек кровати. Манон дотронулась указательным пальцем до моего лица и провела по лбу, по носу. Так прошло несколько минут. В комнате значительно потеплело. Стекла в окнах запотели. Я вытряхнул сигареты на тумбочку, чтобы сделать из пачки пепельницу.
– Сейчас сыграем в одну игру, – прошептала она. – Скажи, что тебе больше нравится во мне…
Я не ответил. Внезапно у меня в голове зажегся ослепительный свет. Укол чистого героина. Я чувствовал в себе только безбрежную тишину, бесконечную усталость.
– А ну-ка, скажи, что тебе нравится во мне?
Я приподнялся на локте и любовался ею. Передо мной было не только ее обнаженное тело, но все ее существо. Ночь срывает маски, хотя скрывает лица. Остаются только голоса. И душа. Конец причудам, социальным условностям, обычной лжи, которая рядит нас в разные одежды.
Я бы мог ей сказать, что в этот миг под чарами находится не любовник, а христианин. Мы будто бы прошли через исповедь. Освободились от всякого греха, отмылись от притворства. Парадокс, но мы никогда не были столь невинны, как после этих греховных плотских утех.
Вот что я мог бы ей прошептать… Вместо этого я забормотал какие-то банальности о ее глазах, губах, руках. Избитые слова, давно потерявшие всякое значение. Она тихо засмеялась:
– Очень плохо. Впрочем, не важно.
Манон легла на живот, потом положила подбородок между ладоней.
– А я тебе скажу, что мне в тебе нравится…
В ее голосе сквозила благодарность не только мне, но вообще жизни, ее сюрпризам, ее счастью. Ее дыхание выдавало, что она всегда верила в эти обещания и что эта ночь доказала, как она была права.
– Мне нравятся твои кудри, – начала она, накрутив на палец прядь моих волос. – Они всегда выглядят влажными, словно только что были обрызганы дождем. – Она провела указательным пальцем по моим нижним векам. – Мне нравятся круги у тебя под глазами, как будто вобравшие тени твоих мыслей. Твое узкое лицо. Твои кулаки, твои ключицы, твои бедра, такие гладкие, такие нежные, такие прохладные и в то же время железные…
Она дотрагивалась до каждой части тела, чтобы удостовериться, что все на месте.