Мы продолжали идти. Пелена тумана с неохотой раздвигалась и, пропустив нас, тут же смыкалась вновь. Я уже сомневался, что мы идем по улице Сиенны. Не было никаких табличек или указателей. Единственным ориентиром нам служил ряд уличных фонарей. В некоторых окнах, пробивая серость фасадов, горел свет. Воображение рисовало уютные жилища, где суетились стряпающие обед хозяйки. От этого нам становилось еще более одиноко.
Я напряг память. Слева от нас должен был показаться изгиб улицы Миколайска. Идущая дугой линия фонарей подтвердила бы, что мы на правильном пути. Но ничего похожего я не видел – да и различить более двух фонарей кряду не было никакой возможности…
Внезапно исчезло все. Быть может, мы сбились с пути? Сам туман стал другим, более густым и холодным. Снизу поднимался запах мокрой земли, застоявшийся запах перегноя. Черт побери! Это уже не улица Сиенны. Быть может, мы вообще на ней не были… Я все пытался вспомнить и мысленно рисовал план квартала.
И тут я понял.
Планты.
Сад, опоясывающий Старый город.
С самого начала я пошел не в ту сторону. Я пошел прямо, оставив монастырь за спиной. В подтверждение этого под ногами заскрипел гравий. Появились деревья, их очертания были призрачными, они словно парили над землей. Показались черные руки, головы – садовые скульптуры. Мне хотелось выть. Мы были одни, потерянные, уязвимые.
– Что происходит?
Голос Манон совсем рядом с моим ухом. Лгать ей не хватило мужества.
– Мы находимся в Плантах. В саду.
– Но где именно?
– Не знаю. Если его пересечь, можно будет выйти на проспект Святой Гертруды.
– Но если мы не знаем, где мы?
Не отвечая, я сжал ее пальцы. Снова впереди забрезжили фонари. Аллея. Мне хотелось, чтобы мои шаги были уверенными, и это ободрило бы Манон, дрожавшую в своем анораке.
Создавалось впечатление, будто плывешь, а не идешь… Я постоянно вытягивал шею, щурился – без результата. Отсутствие видимости компенсировал обострившийся до предела слух. Мне казалось, что я слышу, как оседают капли на ветках деревьев, как позвякивает ледок на статуях, как трескается промерзшая земля у нас под ногами.
Вдруг раздался другой звук, не воображаемый, а вполне реальный.
Хруст гальки. Я застыл и приложил руку к губам Манон. Хруст прекратился. Я решился на эксперимент: сделал два шага и остановился. Звук возобновился и снова затих. Что-то вроде эха, но слишком уж близкого…
Я вытащил «глок». Одно из двух: либо это люди Замошского, либо «Невольники». Я очень тихо снял пистолет с предохранителя, готовясь к встрече с сатанистами. Они караулили входы и выходы из «своего» монастыря, и не зря: прямо им в руки идет добыча, за которой они охотились несколько недель, беззащитная, в сопровождении одного иностранца, с которым она блуждает в парке, затопленном туманом.