, да и мои просьбы были высказаны так, будто мои покойники еще живы, хотя я еще тогда был уверен, что там будет кому выкрикнуть мое имя, может, кто-то из мрачных дядьев — которые снесли крышу с нашей хибары, разобрали ограду, отняли землю, продали кобылу Нону и промотали деньги — или подколодных теток, которые готовы были подмешать мне в вино яду, а в ухо мое затолкать жука-короеда.
И вот, пока снежинки таяли в воздухе, я понял, что не стоит входить в село с этим смешным ранцем под мышкой. Вдруг бы меня увидели родичи Милоша? Сам-то он неизвестно где пропадает, но все равно, люди всё припомнят, потому что с обитателями Верхней Псачи никогда ничего не случается, но если что и произойдет, то запомнят навсегда, как запомнили какого-то Епура, который живого щегла проглотил.
Нашел я какой-то обломок доски, разгреб под старым буком прелые листья и зарыл в них тот ранец, совсем как когда-то припрятал его в школьной поленнице.
Никто меня не заметил. Снег сыпал, словно в сказке, а я хохотал и победоносно колотил ногами по земле, пока кто-то не хлопнул меня по плечу и не обозвал дураком.
Милица Мичич-Димовска
У перекрестка
Женщина знала, что заснуть больше не получится. Тонкая пелена сна упала с глаз, открывая явь, словно поле, над которым поднялся туман, и оно предстало перед взором наблюдателя в виде голой мерзлой пустоши.
В голове у нее все еще прокручивались картины приснившегося пространства, какие-то ванные комнаты и нужники в конце больничных коридоров, по которым она блуждала, а потом оказывалась на усыпанном щебнем пространстве между рельсами, умудряясь в последний момент обойти ямы с тлеющими на дне углями.
Она окончательно проснулась, одинокая, в гостиничном номере, ощущая, как ее охватывает холодная действительность, которую не мог обмануть никакой сон. Серый сумрак номера, будто инеем пронизанный неоновым светом, проникающим в окно с улицы, станет для нее — и она чувствовала это — задником сцены, на которой разыграются тягостные репризы дневных событий, пройдет скрупулезный просмотр допущенных ошибок и проступков. Она видела миниатюрный циферблат ручных часов, на котором дрожали электронные цифры. Было десять минут четвертого. С тех пор как она возглавила на предприятии бухгалтерию, предварительно став любовницей шефа, пробуждение среди ночи, посреди нездорового сна, стало восприниматься ею как данность, как неумолимый факт.
Вот и сейчас, остановив взгляд на часах (своим черным кожаным ремешком они напоминали ей летучую мышь с растопыренными крыльями), она знала, что избежать предстоящих воспоминаний не удастся. Прошло неполных два часа, как она лежала на этой кровати со своим директором, который в каждой командировке требовал, чтобы они сняли какую-нибудь комнатенку, дачу или гостиничный номер. Видела нависшее над ней лицо, напряженное и сосредоточенное на исполнении акта телесной близости. Едва сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его. Несмотря на то, что она была его любовницей, чувства близости у нее так и не возникло. Ее задачей было расчетливо подстраиваться под него, надев на лицо маску похотливости, и она выполняла ее прилежно, опасаясь, что директор бросит ее и тем самым лишит привилегированного положения в фирме.