Спустя некоторое время она все-таки подошла и приняла у меня заказ на пиво. Я был ее единственным клиентом, и потому у нас завязался разговор. Лицо у нее было прелестным, но казалось рассерженным — Ева сердилась и на саму жизнь, и на ту землю, по которой она ходит. Но больше всего она злилась на свою страну — на Грецию. Как и миллионы молодых людей, Ева считала, что ее кинули.
Два года назад она бросила университет. «Какой смысл? — сказала Ева. — Большинство ребят моего поколения болтаются без работы, так какой прок от образования? Отправиться в мир со знаниями, которые никому не нужны? Бесполезно все это».
Я чувствовал, что Ева глубоко разочарована. Судя по манере разговора, она была большой умницей, страстной натурой. И к тому же талантливой: плотный рисунок граффити на стенах внутри и снаружи оказался ее работой. Это были сложные, мастерски выполненные изображения, и я не преминул это заметить.
— Перед вами не какой-то случайный набор, — заявила она с ноткой вызова в голосе. — Рисунки рассказывают историю.
Я присмотрелся внимательнее. Рядом с кривыми линиями странных, едва ли человеческих фигур и форм текли черные, похожие на паутинку буквы. Ева говорила правду: слова и рисунки вместе рассказывали историю. Закончив ее читать, я понял: не только меня резануло свойственное аркадскому ландшафту противоречие между обещаниями идеальной жизни и суровой реальностью.
Для Евы Аркадия — место, которое могло бы быть раем, — стало кошмарным символом самой Греции.