Промельк Беллы (Мессерер) - страница 164

Например, в сцене первого акта, когда Герман и Томский идут по аллее, навстречу им выезжают скульптуры Летнего сада, создавая эффект прогулки. Такое решение использовалось в четырех из семи сцен оперы. Обозначение места действия я передавал весьма условно: скажем, в сцене “Спальня графини” на заднике существовал лишь ритм черных бархатных прямоугольников (портретов) на черном атласном фоне – игра черного матового на черном блестящем с помощью света. Мои предложения встречали сопротивление со стороны дирекции, но в конце концов авторитет Покровского взял верх.

Работа с Анатолием Эфросом. Ростислав Плятт, Фаина Раневская

В 1969 году мне позвонил Анатолий Васильевич Эфрос и предложил делать с ним пьесу известного драматурга американки Вины Дельмар “Уступи место завтрашнему дню” для Театра им. Моссовета. (В дальнейшем пьеса получила иное название, которое ей дал театр, – “Дальше – тишина”, это последние слова в “Гамлете”.) Предложение было мне интересно не только потому, что это был Эфрос, а еще и потому, что в спектакле были заняты замечательные актеры – Фаина Раневская и Ростислав Плятт.

Я хорошо помню начало работы с Эфросом. Он спросил:

– Боря, какое у тебя впечатление от пьесы?

– Здесь отсутствует эффектный материал. Надо не врать, сделать это максимально достоверно.

Эфросу очень понравилась эта моя фраза, и он ее многократно повторял:

– Надо не врать!

Оформление спектакля было внешне неброским. На сцене был настлан второй уровень пола, на нем сделаны пять поворотных кругов, на каждом стояла конструкция. На одном – из трех образующих треугольник шкафов, на другом – какие-то шифоньеры, где-то стол и стулья, к нему примыкающие, и кресла, направленные в разные стороны. Круги поворачивались, перед зрителем возникали новый шкаф, новая кушетка, новый стул, и таким образом обозначалась смена места действия. Над каждым кругом висела люстра, которая тоже поворачивалась. В финале круги и люстры над ними вертелись в ритме общего ностальгического вальса, создавался зрительный эквивалент музыкальной теме спектакля.

Эфрос настолько был сосредоточен на решении психологических проблем, что малейший сценический эффект его раздражал. Да и творческое содружество выдающегося режиссера с выдающимися актерами было непростым: актеры так называемой старой школы не всегда соглашались с требованиями режиссера. Но в итоге вышел прекрасный спектакль, долго украшавший репертуар Театра им. Моссовета, сохранившийся благодаря телевидению.


С Ростиславом Пляттом я был хорошо знаком – незадолго до этого мы ездили в туристическую поездку в Англию, где жили в одном номере. В нашем с ним дружеском общении всегда царил юмор.