Мера торжества неизвестного художника, заставившего полыхать камин в этом безрадостном помещении, превосходила все возможные степени нашего восхищения. Савелий и Сережа тут же стали поклонниками творчества неизвестного мастера кисти.
Белла прочитала нам стихотворение “Суббота в Тарусе”, и мы славили ее за то, что она нашла слова, чтобы отдать дань художнику – гению этого места.
Буксуют в грязи попиратели неба.
Мои сапоги достигают Тарусы.
С Оки задувает угрозою сне́га.
Грозу предрекают пивной златоусты.
Сбывается та и другая растрата
небесного гнева. Знать, так нам и надо.
При снеге, под блеск грозового разряда,
в “Оке”, в заведенье второго разряда,
гуляет электрик шестого разряда.
И нет меж событьями сими разлада.
Всем путникам плохо, и плохо рессорам.
А нам – хорошо перекинуться словом
в “Оке”, где камин на стене нарисован,
в камин же – огонь возожженный врисован.
В огне дожигает последок зарплаты
Василий, шестого разряда электрик.
Сокроюсь, коллеги и лауреаты,
в содружество с ним, в просторечье элегий…
Поскольку сухого вина в ассортименте не значилось, мы снова обратились к портвейну, решив, что этот напиток в большей мере будет соответствовать стилю заведения и не следует менять его на какой-нибудь иной. Мы проводили наших друзей в Москву, чтобы снова встретиться с ними по приезде и длить нашу дружбу в мастерской Ямщикова в Савеловском переулке на Пречистенке и, конечно же, на Поварской.
Памятник Марине Цветаевой
Живя долгое время в Тарусе, я всегда хотел “озаглавить” город именем Цветаевой, и у меня родилась мысль поставить памятник Марине Ивановне на крутом берегу Оки в бывшем городском саду, в то время запущенном и захламленном, где раньше была танцплощадка, о которой я уже писал, так разрушавшая поэтическую прелесть местности.
Паустовский, живший в Тарусе много лет, послал в ЦК предупредительную телеграмму о возможном уничтожении памятника культуры и истории – дачи “Песочное”. О телеграмме как-то стало известно городским властям, ее отправку задержали на тарусской почте, а дом разобрали за одну ночь. В то время власти относились к творчеству Марины Цветаевой как к совершенной крамоле, и тарусский райком панически боялся упоминания ее имени, делая все возможное, чтобы обезопасить себя.
В центре города сохранились дома Ивана Владимировича Цветаева и Ариадны Эфрон. Неподалеку находился камень, обозначающий место, где, согласно завету Марины Цветаевой, она хотела бы быть похоронена[24]. Впоследствии камень исчез. Кто-то утверждает, что он был сброшен бульдозером в Оку, а Анастасия Ивановна пишет: “За ним приехала машина, его с трудом погрузили, повезли по холмистому пути, меняли транспорт (подробно не знаю, так как мы с Ритой уже уехали), снова везли, и наконец сбросили в какую-то яму – возле не то автостанции, не то гаража. Так он и лежит поныне, должно быть”.