по-прежнему «застрял». Но есть и некоторые изменения — к ящику, на котором он сидит, приставлены другие ящики — получилось что-то вроде ложа; появились различные предметы домашнего обихода — посуда, лампа, таз, горшок. Сверху, над «ложем» — деревянный навес с боковыми стенками. Возле Первогостоит молодая женщина. Первыйжадно ест.
Первый. Пиво свежее. Вкусно! Старик тоже приносил вчера пиво, но оно оказалось несвежим. Меня даже чуть не вытошнило потом. Хорошо, что я вспомнил один старый способ — задержал дыхание. Обошлось. (Продолжает закусывать.) Вкусно! Да, но где же Старик? Где он?
Женщина. Он не старик.
Первый. Не старик? Ну что ж… Не знаю даже, что и сказать вам на это. Мне он не показался слишком уж молодым. К тому же он воевал — полковник в отставке. Как будто бы служил на Дальнем. Не старик. Странно.
Женщина. Да, не старик. Он — не придёт.
Первый. Не придёт. Почему? Что-то случилось? (Пауза.) Болезнь? (Пауза.) Ну что же. Не знаю даже… Почему вы молчите? Что произошло? (Пауза.) Я — понял! Он не болен, он… просто мёртв. Мёртв! Недаром он напоминал мне одного знакомого мёртвого, я даже как-то сказал ему об этом, а он, кстати, не возражал. Стало быть, он давно был мёртв — и всё-таки приходил ко мне, приносил еду, вот… навес сделал. Он заботился обо мне! Я даже как-то привык к нему… Не могу сказать, что у нас возникла особая, подлинно духовная близость, но всё-таки… Какие разные, однако, бывают мёртвые! (Пауза.) Как же мне быть теперь? Я ведь застрял, понимаете?
Женщина. Теперь к вам буду приходить я.
Первый. Странно.
Женщина. Я буду приносить вам еду и всё, что необходимо.
Первый. Странно. Кто же вы?
Женщина. Я — нечто вроде патронажной сестры. Муниципальные услуги.
Первый. Странно, странно, странно… Как вас зовут?
Женщина. Элен.
Первый. Странно. Не знаю даже, что и сказать вам… Чёрт возьми! В последнее время я приобрёл на редкость скверную привычку, я всё время, сто раз на дню, повторяю одни и те же дурацкие слова. Я всё время говорю. «Ну что ж. Не знаю даже, что и сказать вам на это». Всё время одно и тоже. Я говорил это Старику, редким прохожим, сам себе. Вот и вам… Что это со мной?
Женщина(безразлично). Не знаю. Но я могу у кого-нибудь спросить.
Первый(резко). Спросить у кого-нибудь! Канг! В вашем ответе чувствуется плохо скрытая издёвка, вы попросту отмахиваетесь от меня, как от малого ребёнка. (Спохватился, смущённо.) Простите… В моём положении. (Пауза. Фальшиво.) Так-так. Стало быть, Старик больше не придёт…
Женщина(терпеливо). Он — не старик.
Первый. Но — почему? Позвольте узнать — почему? Разве я обидел его чём-нибудь? Нет. Я мог быть резок, местами придирчив, мнителен, раздражителен и даже сварлив — но в моём-то положении! А уж если он был чем-то недоволен, то мог бы запросто — уверяю вас! — запросто мог бы сказать мне об этом. Я бы постарался сгладить углы — по мере моих возможностей, разумеется. А он взял и исчез. Мёртв. Что ж из того? Мёртвые ходят. Носят мешки. И он — ходил. Нет, вы чего-то недоговариваете! Пусть что-то произошло, предположим! Но в любом случае он мог, он должен был предупредить меня… дать знать… сообщить о чём-то… поставить в известность — тем или иным способом! Разве не так? Вы так не думаете? Согласитесь, если мы берём на себя определённые обязательства, то наш долг действовать именно в соответствии с этими обязательствами!