…Субботний день девятого января 1999 года выдался в городке холодным, но ясным. Снегопад, начавшийся с утра, закончился лишь к обеду, и уборочные машины скребли асфальт улиц, сгребая снег в огромные грязно-серые кучи у обочин. Под подошвами приятно поскрипывало, и это предвещало, что вечер будет морозным. Кое-где в сугробах торчали выброшенные после Нового года елки, и ветер трепал оставшийся на ветвях серебряный дождик. Больше всего этих елок почему-то было у рынка…
Рынок этот, расположенный в микрорайоне с символическим названием Спиртзавод, считался по местным меркам не большим и не маленьким: десяток рядов железных прилавков с шиферными навесами, огороженных ячеистым забором. Но ассортимент был совершенно столичный: бразильский кофе, швейцарский шоколад, турецкие джинсы, китайские плащи. Впрочем, большинство покупателей ходило сюда не за едой и шмотками: «Пшеничная» неизвестно чьего разлива била все рекорды продаваемости.
Как и в будние дни, в ту субботу районный базарчик жил своей привычной жизнью. Между рядами вяло текли жидкие струйки покупателей — приценивались, высматривали, торговались. У мусорных баков трое бомжей распивали из горлышка флакон одеколона. Неподалеку от входа коченели, переминаясь с ноги на ногу, милицейские сержанты, и нищие бабки, торгующие сигаретами, терпеливо дожидались, пока менты окончательно замерзнут и свалят погреться в ближайший магазин.
А у центральных ворот сидел в инвалидной коляске безногий молодой человек в засаленном пятнистом камуфляже, с меховым треухом у колеса. «ЛЮДИ ДОБРЫЕ! ПОМОГИТЕ ИНВАЛИДУ ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ СОБРАТЬ НА ПРОТЕЗЫ!» — гласила надпись на картонной табличке, висящей на груди инвалида. Грязный, небритый, с нечесаными волосами, он и впрямь вызывал сострадание, несмотря на то, что был уже заметно пьян.
Инвалид появился у этого рынка сравнительно недавно. Кто он, откуда родом, где воевал и воевал ли вообще — этого в районе Спиртзавод не знал никто, да и не стремился узнать. Было лишь известно, что безногий откликается на имя Митечка, что на рынок его привозит на стареньком микроавтобусе какой-то цыган с трубкой в зубах и еще — что Митечка очень хорошо играет на аккордеоне. Музыкальный инструмент стоял слева от инвалидной коляски, на темно-вишневом футляре, и инвалид время от времени просил прохожих поставить ему аккордеон на обрубки ног или снять его обратно. Раздувались меха, грязные пальцы с черепаховыми ногтями легко порхали по бело-черным клавишам, и Митечка, набирая в легкие побольше воздуха, заводил тенорком жалостливое-жалостливое: