– Николай Иванович, если вы об обучении Даши, так на то у меня определенно нет времени…
– Нет, я лишь хотел представить сию девицу. По доброй воле пришла помогать нам всем, заметьте это. «Милосердной сестрою» – вот как. Или еще «сестра милосердия» можно назвать.
– Но подучить все же надо.
– Эраст Васильевич займется.
Мариэла чуть задумалась, потом решительно кивнула:
– Я тоже, пожалуй, могу кое-чего рассказать, но доктор фон Каде в качестве наставника получше меня. Тогда, коль не возражаете, я сейчас же и возьму Дашу с собой на осмотр.
Медицинское действо началось необычным для обитателей палаты образом. Мариэла вышла на середину.
– Познакомьтесь: это Даша, она сестра милосердия и будет помощницей врачей. Наложить новую повязку, убрать, ободрить, утешить… Понятно? А кто обидит эту сироту, тот будет иметь дело со мной.
В палате нависла тягостная тишина. Видимо, каждый из обитателей постарался представить себе, что может случиться с тем, кто обидит Дашу.
– Сергеич!
– Я, госпожа дохтур!!
– Коль не в труд, пройдись по всем палатам, да перескажи мои слова. Кстати, если ничего не случится, завтра костыли отправишь в отставку.
Боцман бодро заковылял к выходу из палаты. Мариэла начала подкреплять конструкты. Девушка глядела во все глаза и, ясное дело, ничего не понимала. Но когда госпожа доктор вышла, Даша наклонилась к ближайшему болящему (это был немолодой лысоватый матрос с рыжими усами и перевязанной рукой) и тихонько спросила:
– А что, Марья Захаровна и вправду так грозна?
Рыжеусый ответил самым серьезным голосом:
– Марьзахарна добрая, и нас жалеет, всех, любого звания, и трудится тяжко, сам видел, что к концу дня она аж лицом серая от усталости.
Пауза.
– Но избави господи прогневать ее! Я только один раз узрел, мне во как хватило.
Даша выслушала с расширившимися глазам, потом сказала уже погромче:
– У вас повязка слегка сбилась, сию минуту поправлю.
Магистр Харир был настоящим ученым.
Он с блеском защитил магистерскую диссертацию, а докторская была готова больше, чем наполовину. У него имелся преподавательский опыт. Практическому опыту весьма почтенного могли бы позавидовать иные с рангом повыше. Но ценнейшим в своей практике Харир полагал общение с Професом.
Уже после ухода этого человека в неизвестные миры Харир понял – по крайней мере, ему показалось, что понял – некую особенность: при том, что Профес знал и умел очень многое, часть знаний он явно утаивал. По размышлении Харир решил, что делалось это из педагогических соображений: Профес желал, чтобы его ученики и последователи сами дошли до нужных идей.