Впереди опять залаял Паль. Проводник остановил лошадь и прислушался.
- Это глухарь. Ходи стреляй, - сказал он мне.
Странное дело: хозяин всегда знал, когда Паль лает на глухаря. Очевидно, он знал все особенности в характере лая собаки.
Я сделал жест, чтобы никто не шумел, и шепотом сказал Саше:
- Снимай камеру и штатив.
Проводнику мы объяснили, что будем снимать глухаря на кинопленку. Он кивнул в знак согласия. Тем временем Паль продолжал заливаться лаем.
Мы быстро установили кинокамеру с телеобъективом и стали осторожно пробираться сквозь заросли. Сильней забилось сердце. Кинооператор в такие минуты переживает несравненно больше, чем охотник. Охотнику нужно незаметно подкрасться, выстрелить и убить. С выстрелом кончается все. Положение кинооператора сложнее: ему важно, чтобы дичь оставалась на месте все время, пока он снимает. С нажатием курка кончается охота. С нажатием кнопки кинокамеры только начинается интересная охота кинооператора. Охотник выстрелил из ружья, и красавец-глухарь падает, превращаясь в груду мяса, покрытую перьями. А при киносъемке он сидит на дереве живой, не замечая объектива, все его движения фиксируются. Оператор может заснять такие моменты поведения дикой птицы, которых никто и никогда не видел. Это станет достоянием многих миллионов зрителей. И каждый останется благодарным кинооператору за его охоту.
Паль продолжал лаять. Мы двигались в его сторону и наконец вышли на открытое место. Притаившись, стали озираться, искать глухаря. Вот он! На стройной одинокой пихте, согнув ее вершину, сидела громадная черная птица и, опустив могучую длинную шею, заглядывала вниз, где под деревом лаял Паль. Скрывшись за группой молодых березок, мы быстро поставили штатив, и я прильнул к аппарату. Черный красавец заполнил весь кадр. Легкое движение объективом, и он весь в фокусе, видны все переливы на его перьях.
- Включай аккумулятор, - шепнул я Саше.
Зашумела камера. В аппарате видно, как глухарь резко выпрямил шею, посмотрел в нашу сторону и, не обнаружив ничего опасного, принялся снова заглядывать вниз, на Паля.
- Какая прелесть, Сашка! - шепчу я под стрекот аппарата и в кадре вижу: глухарь чистит клювом мохнатую ногу, потом снова заглядывает вниз, вытягивая шею и поворачивая голову в разные стороны, очевидно, удивляясь, что это за белый зверь пристал к нему со своим лаем, такого он еще не видывал. Вот глухарь горделиво поднял голову, озирается. Я вижу на матовом стекле киноаппарата его красную бровь. Вот он переступил с ноги на ногу и, не переставая смотреть вниз, повернулся на ветке хвостом в нашу сторону.