– Ты плохо выглядишь, малыш.
Вчера я ударила Трента, значит, он опять изобьёт маму. Я хриплю, пытаясь вздохнуть. Как я могу так поступить? Как я могу её бросить?
– Мама давала мне слово, что никогда не сядет на героин.
– Мне жаль, – обыденно говорит Скотт.
Как будто он разговаривает с ребёнком, который наконец понял, что Санта Клауса и пасхального зайца не существует. Ему, конечно, жаль, что сказки кончились, но в то же время он рад, что дитя вступает в реальный мир.
Мама не сможет дать отпор Тренту, когда он опять начнёт её избивать. Мне нужно ехать в Луисвилл.
– Отец ширялся героином. И торговал им.
Скотт резко выключает двигатель.
– Я не знал.
Я бросаю родную мать, хотя я всем ей обязана. Она никогда меня не бросала.
– Он был незлой, когда кололся. Чаще всего просто спал. Я боялась шприцев. Мама очень нервничала, когда я играла рядом с ними.
– И что случилось потом?
Почему мама сама ему не рассказала? Или Ширли? Почему это должна делать я?
– Отец меня не хотел.
– Твой отец был слишком молод. Он сам не знал, чего хочет. Ты ни при чём.
Верно. Когда я родилась, моему отцу было семнадцать. Маме – пятнадцать. Отец знал, что хочет мою маму. Он взял её и сделал меня. Но Скотт не понимает…
– Он сам мне это сказал, потому что я… я… совершила страшную ошибку.
Я сама – страшная ошибка.
Скотт смотрит на меня знакомыми голубыми глазами. Они гораздо мягче, чем глаза моего отца, и гораздо более живые, чем глаза моей мамы. Я не хочу, чтобы мои глаза были злыми и ожесточёнными. Я хочу быть другой.
– Когда я училась в третьем классе, к нам в трейлер пришёл какой-то тип. Сначала всё было нормально, но потом они с папой вдруг начали ругаться. Этот тип полез в задний карман своих джинсов и вытащил пистолет.
Меня начинает бить дрожь. Я лихорадочно обвожу глазами всё, что вижу перед собой. Я вижу рюкзак, автомобильный коврик под ногами и автомагнитолу, но моё тело всё равно реагирует так, будто я снова вернулась в трейлер.
– Он наставил пистолет на папу, а когда тот только расхохотался, он приставил пистолет к моей голове. Очень близко.
Так близко, что я почувствовала металлический холод на лбу. Мама завизжала, тёплая моча потекла по моим ногам на пол.
– Элизабет, – мягко предостерегает Скотт.
– Они продолжали ругаться, и тогда этот тип взвёл курок.
Раздался ужасный звук – клик-клак. Я потираю руки, покрывшиеся гусиной кожей. Я знала, что сейчас умру, и помню, что молилась, чтобы это было небольно. Мама всё кричала, кричала и кричала.
– Отец бросил ему пачку денег. Тогда этот тип убрал пушку.
А я побежала. Мимо мамы, которая билась на полу в рыданиях. Мимо отца, который выгонял своего гостя. Мимо уборной, в спальню родителей.