– К нам вломились.
Мама закрывает дверь в комнату, задвигает засов.
– Врёшь! – я смотрю ей в лицо. – В дома вламываются к тем, у кого можно что-то украсть, а что у тебя красть? И чем, чёрт возьми, здесь воняет?
Однажды в детстве мы со Скоттом красили пасхальные яйца, и после этого в нашем трейлере неделю пахло уксусом.
– Я прибиралась, – отвечает мама. – Мыла ванную. Меня тошнило утром.
У меня подкашиваются ноги. Рвота может быть признаком передоза. Это один из моих самых страшных кошмаров, связанных с мамой.
– Что ты принимала?
Она качает головой, издаёт нервный смешок.
– Да говорю же тебе, покурила чуток. Слегка залакировала пивком. Меня даже не зацепило как следует!
Чёрт, чёрт.
– Ты не беременна?
Меня трясёт оттого, что она задумывается над ответом.
– Нет. Не-ет. Я же принимаю таблетки. Ты умница, что смогла договориться, чтобы мне присылали эти лекарства по почте.
Я с силой нажимаю ладонями на глаза, пытаясь собраться с мыслями. Всё это неважно. Сейчас неважно.
– Собирай вещи. Мы уезжаем.
– Почему? Мне не присылали уведомление о выселении.
– Мы же бродяги, помнишь? – с напускной весёлостью говорю я. – Мы никогда подолгу не задерживаемся на одном месте.
– Ах, нет, Элизабет! Это у тебя цыганская душа, а не у меня.
Это заявление застаёт меня врасплох, и я жду пояснений. Вместо этого мама начинает раскачиваться из стороны в сторону. Ладно, это тоже неважно. Она под кайфом, но у меня нет на это времени. Я перешагиваю через обломки кофейного столика.
– Исайя предложил мне уехать к океану, ты едешь с нами. Мы заляжем на дно до лета, пока мне не исполнится восемнадцать, а потом будем свободны как ветер.
– А как же Трент?
– Он тебя бьёт. Тебе не нужен этот вонючий ублюдок!
Я замечаю сваленные в углу пластиковые пакеты. Отлично, это подойдёт. У мамы не так много вещей, которые стоит брать с собой.
– Элизабет! – мама пинает ногой обломки кофейного столика и бросается ко мне. Она с силой хватает меня за руку. – Стой!
– Что? Мама, мы должны побыстрее уйти. Ты же знаешь, если Трент вернётся и застанет меня здесь…
Она прерывает меня, снова судорожно гладит по волосам.
– Он тебя убьёт! – её глаза наливаются слезами, она опять шмыгает носом. – Он тебя убьёт, – повторяет она. – Я не могу уехать.
Из меня как будто выходит воздух, всё тело оседает. Это похоже на молниеносное прояснение после кайфа.
– Ты должна!
– Нет, детка. Я сейчас не могу. Дай мне пару неделек, хорошо? У меня есть кое-какие дела, которые нужно решить, а потом мы с тобой уедем, обещаю. Честное слово!
Дела? Какие у неё могут быть дела?