Се ля ви — такова жизнь рабовладельческого государства. А коммунистические режимы все — репрессивно-террористическо-рабовладельческие.
Ничего личного — рабство, как историческая необходимость для полноценной жизни элиты рабовладельцев.
Вот и радуйся нищей жизни, ничего не зная и не понимая в ней.
Таков и коммунистический Китай. Ничего нового.
Не так говоришь — смерть тебе и забвение.
Не так думаешь — смерть тебе и позор на весь род.
Смерть — лучший подарок тебе любимому, родному от любимого и родного, лучшего государства в мире.
Позорная смерть, тоже подарок — но со знаком минус.
Возрадуйся, холоп. Это твоя отмеренная, отсчитанная народным слугой, чиновником-рабовладельцем, роковая доля.
А народ молчит.
Не просто молчит.
Пашет на слуг народа, рабовладельцев и молчит.
А современные рабовладельцы великой страны не могли решить, кому из них быть главным рабовладельцем — генсеком.
Верная, великая жена Великого Кормчего, Цзяо Цин, друг и соратник по партии и идеям, себя считала высоко праведной, первой наследницей самой большой страны. Маленький Дэн Сяопин, которому на это время было семьдесят два года, считал, что он лучше справится с задачей, и хоть как-то, сможет облегчить жизнь и быт китайского раба.
А народ ничего не знал и молчал.
Не знал, да и не мог знать этого и монах-капитан Рус.
Тайны политических верхов его всегда менее всего интересовали. Но долг и слово заставляли его сейчас с группой молодых монахов следить за улицами в столице и прислушиваться к шуму бурлящего на демонстрациях и митингах, заинтригованного болезней Председателя, народа.
Генерал МакКинрой передал капитану Русу, что за генералом Чаном замечено скрытое, наружное наблюдение спецслужб партийной верхушки Мао. Это было не просто опасно. Надо было, как-то искусно спровоцировать агентов на ошибочные действия и нейтрализовать их.
Рус по городу старался не ходить и меньше появляться на улицах. Бледнолицым европейцам опасно было ходить по проспектам столицы или даже по провинциальным городам. Развёртывалась громкая кампания против всего иностранного, тем более, американского. Толпы малолеток бегали и рыскали в поисках жертв. Монаху уже приходилось показывать им мастер-класс в нескольких местах, но опаснее были сами спецслужбы самой Общественной Безопасности. Эти имели право стрелять. Приходилось продуманно изощряться в оперативном разнообразии и стараться быть невидимым и неслышным.
А вот во дворе, у дома генерала Чана, постоянно находились топтуны-агенты. Но, не это было главным. Генерала просто могли убить. И тогда прощай удобная связь со столицей и контрразведкой. Такого, второго информированного и полезного лица уже не найти. Для монахов генерал Чан — это весь Китай. Для американца МакКинроя надёжная связь с самой службой Общественной Безопасности — «Кан Шэн» и с другими нужными спецслужбами.