– Никого, дедушка.
– Что-что?
– Я хочу сказать, что нет никого, кто приезжал в город – ни вчера, ни за всю неделю.
– Ты уверен?
– Совершенно уверен. Я спрашивал в пансионе, в гостинице… Сбегал в бар «Ла Троча». Там всегда обо всем знают. И мне сказали, что никто не приезжал. Никто.
Он не захотел прибавить то, что слышал практически от каждого, с кем поговорил, и в чем и сам был убежден: что его деду не стоит так много пить. Он не смог бы сказать это старику. Он до безумия любил этого человека с седой бородкой, медленно расползающейся по голове благородной лысиной и глазами, которые в лучшие свои моменты напоминали распахнутые окна в тот мир, который мальчик так хотел познать.
Он думал, что дед обрадуется, услышав новости, но увидел, что это не так: казалось, дед расстроился еще сильнее, чем раньше. Но вдруг выражение его лица изменилось. Он улыбнулся и подмигнул внуку:
– Мне очень неудобно просить тебя еще об одном. Но если тебя это не устроит, просто скажи мне, и лады, идет?
– Идет, деда.
– Ты у меня парень что надо, замечательный парень. Так вот, мне хотелось бы, чтобы… чтобы ты попросил у родителей разрешения прийти ко мне сегодня вечером. Поиграем в карты или во что-нибудь другое, во что захочешь… Потом, если тебе не нужно будет бежать домой, я уступлю тебе кровать, а сам буду спать на диване… И я тебя не побеспокою, обещаю…
– Но, деда…
– Да, я понимаю, что предложение скучновато для тебя, но…
– Скучновато, говоришь?.. Да оно здоровское! Побегу отпрашиваться у мамы!
Никакой проблемы с мамой не было, и он заранее был уверен в таком исходе. В семье, как и вообще в Рокедале, все в конце концов сошлись во мнении, что старик совершенно безобиден. Правда, мать ничего не хотела знать об этом живущем на окраине столяре, от которого она получила только улыбку, поцелуй и приличную сумму денег, но она не мешала сыну частенько к нему забегать.
Тем не менее, когда пришел назначенный час, случилось нечто, что едва не порушило все планы. Сгусток горячего воздуха, собравшийся в небе, разрядился над морем и протащил тучи песка и пыли по улицам городка. Мальчик догадался выйти из дома пораньше, чтобы родителям не взбрело в голову не отпустить его в непогоду. Но, несмотря на эту предусмотрительность, к мастерской он подошел уже под проливным дождем. Что-то напоминавшее огонек светлячка под стеклянным колпаком плавало в окне. Старик впустил его внутрь.
– Да ты совсем промок, малыш. Заходи и сушись.
Первым, что привлекло его внимание, был изменившийся голос деда. Он уже не дрожал, в нем не было страха, но и других эмоций не было. Изо рта по-прежнему пахло алкоголем, но не больше, чем утром. И движения его были четкими, резкими, уверенными. Из всего этого мальчик сделал вывод, что старик трезв как стеклышко. И только потом, спустя много лет, он пришел к выводу, что ошибался. Но в тот далекий день ребенок еще не знал, что есть такая степень опьянения, что начинается уже за пределами дрожи, заикания и шутовского вида, – это абсолютное опьянение, которое сродни сумасшествию и умеет прятаться в глубине взгляда.