— Опаздываете, молодые люди! — произнесла она грудным голосом. — Проспите важные открытия!
Герман демонстративно вскинул левую руку, взглянул на воображаемые часы, и, принимая вызов, провозгласил:
— Семь часов пятьдесят девять минут восемнадцать секунд. Еще сорок две секунды до начала великих открытий. Вопросы есть?
Она усмехнулась, показав идеально ровные белые зубы, и убрала упавшую на лоб выгоревшую на солнце до светло-каштанового оттенка прядь. Невинный жест вдруг вызвал у Германа неясное смятение и ощущение, что все выходит из-под контроля, что теперь не он будет хозяином своим мыслям и поступкам, а эта загорелая брюнетка с короткой стрижкой и цыганскими глазами.
— Надеюсь, молодой человек, вы и в работе такой же дотошный.
— Я не только в работе дотошный, — ляпнул он, не подумав, чем вызвал короткий смешок у следивших за их перепалкой напарников. Девушка снова усмехнулась и слегка качнула головой, словно умиляясь его нелепым попыткам острить.
— Как тебя зовут? — внезапно перешла она на «ты».
— Герман, — ухмыльнулся он, ожидая привычных уже ему комментариев по поводу своего имени.
— Ну что ж, Герман, смотри, я не Лизавета Ивановна, а пиковая дама. Не боишься, что погублю?
— От вашей руки и смерть будет желанной, — пафосно провозгласил он, предвкушая кокетство девушки или хотя бы ее смех. Но она уже потеряла к нему интерес. Не глядя на Германа, незнакомка махнула, подала знак к началу работы и первой направилась к участку.
В тот день они еще несколько раз пересеклись. Брюнетка не обращала на Германа никакого внимания, зато притягивала его взгляд — куда бы ни шла, что бы ни делала. К обеду Герман уже знал, что ее зовут Викой, что она — выпускница археологического вуза, что раскопки для нее — родная стихия, и здесь она негласно выполняет роль наставницы и начальницы над студентами-новичками. Оттого что она совершенно не смотрела в его сторону, Герман злился. Он видел Вику разговаривающей с бородатыми археологами, которые выполняли не черновую, как студенты, работу, а исследовательскую. И, конечно, замечал, как просто она держится с такими профи, и особенно то, как на равных общаются с ней археологи, и это отчего-то сильно задевало Германа. Ему хотелось поразить Вику каким-то поступком, важным открытием или остроумным замечанием, но, как назло, в тот день ему не попадались даже пуговицы. А голова словно была наполнена пустой породой, в которой не нашлось ни проблеска золотых мыслей. Никогда еще Герман не чувствовал себя таким ничтожным, тупым и неинтересным. Далась же ему эта пава! Ведь совершенно же не в его вкусе: крупная, коротко стриженная, грубоватая. Но был вынужден признать, что именно то, что она так не похожа на всех его предыдущих пассий, и скрывалась одна из причин его интереса к ней. Еще в Вике чувствовалась особая энергетика — неистощимая, мощная, стихийная. И в каждом жесте — вытирала ли она лоб, поправляла ли бандану, пожимала ли по-мужски руку бородатым археологам, завязывала ли на грубом ботинке шнурок — сквозила сексуальность, но не жеманная, наигранная, как у гламурных клубных девиц, а естественная, первородная, магнетическая. К концу дня Герман был измучен так сильно, словно эта девушка лишь своим присутствием обессилила его, зол и голоден.