Она сбежала от него, наверное, излишне торопливо. И когда уже отошла на приличное расстояние, спохватилась, что так и не спросила имени своего спасителя. Это «знакомство» без имен странным образом подняло ей настроение. И пусть Алина по-прежнему чувствовала сильную слабость, вместо того чтобы бороться, как случалось раньше, с тревогой, вызванной видением, она улыбалась.
Старик Кириллов хлеб принял с благодарностью, но от чая, который девушка предложила ему приготовить, отказался. Более того, вежливо, но твердо дал Алине понять, что хочет остаться в одиночестве. Хотя обычно ее обществу бывал рад. Девушка не обиделась — мало ли какие у старика могут быть на то причины? Может, он хочет отдохнуть. Но когда она уже выходила из комнаты, сосед окликнул ее:
— Алиночка, не забудь сегодня закрыть хорошо все двери и окна.
Она оглянулась и удивленно спросила:
— Почему?
— Буря будет, — буркнул Кириллов недовольно, чем вызвал у Алины воспоминания месячной давности. Она только приехала в поселок и занималась разбором коробок, когда к ней постучался сосед. «Закройте этой ночью все окна. Буря будет», — сказал старик, прежде чем успел представиться. И буря действительно тогда случилась. За окном завывал ветер, о стекла бились ветви и царапали с пугающим скрежетом жестяной подоконник, собаки в ту ночь скулили и выли так, что сердце леденело от ужаса. Если ожидается похожая буря, неудивительно, что местные жители торопятся предупредить об этом новую жительницу. Только вот связано ли ожидаемое ненастье с полнолунием, о котором упомянула продавщица?
— И это, шторы поплотней задерни, не высовывайся, — добавил старик и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Алине ничего не оставалось, как покинуть его дом.
* * *
Машину пришлось оставить у подножия мыса и подниматься по узкой тропе пешком. И хоть гора была пологой, это восхождение каждый раз давалось Герману нелегко, а сегодня и вовсе показалось мучительным. Нога еще с утра давала о себе знать ноющей болью, а к ночи разболелась так, что и по дому ходить сложно. Что уж говорить о таком восхождении! Но отменить поездку Герман не мог. И теперь поднимался, стиснув зубы и сильнее, чем обычно, налегая на трость. Ее наконечник глубоко врезался в не просохшую после недавних дождей землю, оставляя вмятины-пятаки, затвердевшие слепки которых еще долго будут напоминать о нем. Герман старался не думать о том, что ему еще предстоит подъем по винтовой лестнице маяка, и, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, обратил все внимание в слух. В обманчиво-вкрадчивом шепоте моря он различал басовитые ноты поднимающегося из глубин гнева. А может, просто так казалось из-за надвигающейся ночи. Какое отношение имеет море к тому, что вот-вот случится? Никакого.