– Будь благоразумной.
– Ли! Ну, поцелуй меня. Пожалуйста.
Я снова прибавил скорость и свернул в первую же улицу направо, потом налево – я пытался хорошенько встряхнуть ее, чтобы она отцепилась от меня и занялась чем-нибудь другим, но с этим «паккардом» ничего нельзя было поделать. В нем абсолютно не трясло. Она воспользовалась заминкой, чтобы снова оплести руками мою шею.
– Можешь быть уверена, что в этом местечке о тебе будут рассказывать презабавные вещицы.
– Пусть их себе рассказывают хоть в пять раз больше. До чего они будут раздосадованы, когда…
– Что – когда?
– Когда узнают, что мы скоро поженимся.
Честное слово, быстро же продвигалось дело с этой девицей! Встречаются ведь некоторые особы, на которых это действует, как валерьянка на кота или дохлая лягушка на фокстерьера. Им хочется повиснуть на вас на всю оставшуюся жизнь.
– А мы скоро поженимся?
Она наклонилась и поцеловала мою правую руку.
– Можешь быть уверен.
– Ну и когда?
– А прямо сейчас.
– Только не в воскресенье.
– Почему? – спросила она.
– Нет. Это идиотизм. Твои родители не дадут согласия.
– Мне все равно.
– Но у меня нет денег.
– Нам хватит на двоих.
– Мне едва хватает одному, – сказал я.
– Мои родители нам помогут.
– Не думаю. Твои родители совсем меня не знают. Да и ты, впрочем, знаешь меня немногим больше.
Она покраснела и спрятала голову у меня на плече.
– Нет, я знаю тебя, – прошептала она. – Я могла бы описать тебя по памяти всего, с ног до головы.
Мне захотелось проверить, как далеко это у нее зашло, и я сказал:
– Немало женщин могли бы описать меня таким манером.
Она не отреагировала.
– Мне все равно. Теперь они больше не смогут этого сделать.
– Но ты же ничего не знаешь обо мне.
– Я ничего не знала о тебе…
И она принялась напевать песенку Дюка, которая начинается этими словами.
– Ты и сейчас знаешь обо мне не больше, – уверял я.
– Ну, тогда расскажи мне, – сказала она, перестав петь.
– В конце концов, – сказал я, – не вижу, каким образом я мог бы помешать тебе выйти за меня замуж. Если только я не уеду. А у меня нет никакого желания уезжать.
Я не прибавил «пока не овладею Лу», но слова мои значили именно это. Джин приняла все за чистую монету. Я крепко держал эту девочку в руках. Теперь надо было ускорить осаду Лу. Джин положила голову мне на колени и втиснула свое туловище на остаток сиденья.
– Так расскажи мне, Ли. Я тебя прошу.
– Хорошо, – ответил я.
Я наплел ей, что родился где-то в Калифорнии, что мой отец приехал из Швеции и поэтому у меня белокурые волосы. У меня было трудное детство, так как родители были очень бедны, и в возрасте лет девяти – это было во времена Великой депрессии – я уже играл на гитаре, чтобы заработать себе на жизнь; а затем, лет в четырнадцать, мне посчастливилось встретить одного типа, который заинтересовался мной и взял с собой в Европу, в Великобританию и Ирландию, где я и провел с десяток лет.