Оказывается, когда он попросил бутылку портвейна и коробку «Беломора», продавщица взглянула на него, горестно всплеснула руками, а потом выпучила глаза и стала орать. Она орала, что вот вам родители деньги дают не на это! Что, может быть, на конфеты и печенье. Вероятно, на свежее деревенское молоко, усиленное питание и на лекарства! А вы бухаете! Иди отсюда. И с того дня, как продавщица увидела Вовчину, в душе ее что-то надломилось. Она перестала отпускать зелье городским школьникам. Так разложение прекратилось. А у них хватило ума не проболтаться, из-за чего это произошло. А то бы от девятиклассников досталось не Вовчине, а тем, кто его послал, то есть им.
Нет, Олег не был таким несусветным лохом, как Вовчина. Он был юноша более чем симпатичный, прямо скажем — писаный красавчик, притом с прекрасной фигурой, стройный, с тонкой талией и широкими плечами (он в одиночку упорно качался уже несколько лет и достиг немалых успехов). Но ростом не вышел, и растительности на его девичьи красивом личике не имелось, отчего и могли возникнуть проблемы с покупкой спиртного.
Однако городская продавщица оказалась на высоте своего предназначения. Крашеная блондинка средних лет, вся в норковой шапке и золоте, скользнула по Олегу — кажется, понятным ему взглядом, — но ничего не сказала и через минуту брякнула бутылки на грязный пластмассовый прилавок. Олег смел их в сумку, торопливо застегнул «молнию» и, облегченно вздохнув, поспешил на выход.
— Сдачу забери!
«Вот и засыпался!» — покрывшись холодным потом, понял Олег. Медленно обернулся. Продавщица смотрела на него с неприкрытой насмешкой. Втянув голову в плечи, он рванулся к прилавку. Боясь поднять глаза, сгреб мелочь в ладонь и, не глядя, высыпал более на пол, нежели в карман. Хотелось бежать, но это было бы совсем уже подозрительно, и он заставил себя присесть и собрать монетки — хотя бы те, которые были в поле зрения продавщицы.
Открыв дверь, выскочил из магазина, как из парилки: мокрый и тяжело дыша. Очутившись на улице, с ужасом вспомнил, что выходить-то следовало с максимальными предосторожностями. Он быстро пошел в сторону, противоположную своему подъезду. Кажется, пронесло... Кажется — потому что Олег так и не решился оглянуться. Чтобы немного успокоиться и потеряться из вида, он прошел несколько кварталов, а потом, развернувшись, окончательно направился домой. Весело насвистывая, шел восвояси. Теперь точно пронесло. Дело сделано. Так он думал, но глубоко ошибался. Весь его анабазис был отслежен поминутно и пошагово, даже самые тайные его мысли — все было известно незримому соглядатаю.