Пламенной согласился с моими резонами. Но выяснилось, что и назад нет другой дороги, кроме открытой рокады, просматриваемой немцами насквозь.
Кто-то из бойцов предложил ломать изгороди по-за домами и проскочить затем под укрытием домишек.
Откуда только силы берутся?! — я выламывал балясины с такой мощью, какой никогда в себе не знал.
Тут к нам стали приставать раненые. Не с наших машин бойцы — у нас все оказались невредимыми, — а из других частей, шедшие своим ходом в тыл.
Кое-кто пытался говорить им, что машина и так тяжело нагружена, но я цыкнул — я все же был самый старший в звании, — и это прекратилось.
На второй машине тоже стали брать раненых: скинули с нее несколько мотков колючки.
…Вырывались мы обратно час.
По дороге, в месте более или менее спокойном (мины ложились уже метрах в ста от нас — немцы били не по нас, а просто по деревне: нас в этот момент им не было видно), орлы со второй машины увидели несколько здоровенных чушек.
— Возьмем их? — спрашивают.
— Берите, — разрешил я, — если только не задержитесь из-за этого. — Люди нашей машины ломали в это время изгородь.
— Нет, мы враз!
Вторая машина была от нас метрах в сорока. Вдруг — хлоп, хлоп! — одиночные выстрелы. Я — за пистолет, другие — за винтовки. Но видим: они свиней стреляют. Засмеялись.
Жерихов спрашивает меня:
— Зачем вы позволили стрелять свиней?
— Затем, чтобы Гитлеру не достались.
— Да нет, я не о том спрашиваю. Отстанут же люди!
— Не маленькие!
Красноармеец один — все ко мне он жался, молоденький, бледный, в руку раненный, в правую, — говорит:
— Ну и люди… Тут не знаешь, как самому выбраться, а они — о свиньях думают… Вот народ…
В глубине души я отчасти был согласен с ним. Хотя если бы сам питался так же нерегулярно, как в этой дивизии (а мы даже в штабе ее убедились, что с питанием у них дело налажено плохо), то, наверное, первый же пошел бить чушек.
Ну, ладно. Выбрались мы наконец из заварухи — уже стали попадаться стоящие на позициях легкие пушки, — вдруг Пламенной резко тормозит машину (он по-прежнему сидел рядом с водителем в кабине), выскакивает наружу. Физиономия смешная: испуганная-испуганная…
— Товарищ старший политрук, — обращается ко мне, — я забыл вас предупредить: не толкните там в кузове котелок один!
Вот чудак, нашел, о чем заботиться!
— А что в нем, — говорю ему с насмешкой, — фарфор из императорских коллекций?
Но до него не дошла моя насмешка, и он мне серьезно так:
— Нет, в нем взрыватели!
Фу, черт побери! Сколько раз мы прыгали на борт грузовика, причем прыгали и на ходу, сколько раз спрыгивали на землю, а котелок стоял у самой стенки борта! Ничего себе: «забыл предупредить…»!