Денег Кинга не дала. Она хотела знать, где Грустняшка. Женщина, которая когда-то протянула ей руку – как раз в тот момент, когда она, Кинга, выписавшись из больницы и потеряв дом, бродила, ошеломленная, по улицам города и ей уже грозила голодная смерть.
У Грустняшки, как и у каждого бомжа, была своя история.
Когда-то она была обыкновенной женщиной. В ее селе у подножья Карпат ее уважали. Был у нее и любящий муж, который – о чудо! – не пил и не бил ее. Жили они небогато, поскольку бедность в их местности аж зашкаливала, но и не нищенствовали – ведь Стах Боровой умел и хотел работать. И Алина Боровая никогда бы не оказалась на варшавских улицах и не стала бы Грустняшкой, кабы не один художник, который приехал в Загродзину писать на пленэре и искать вдохновения.
Вскружив голову хорошенькой хозяюшке, вдохновение он принялся искать у нее меж ног. Закончилось это все именно так, как и должно было закончиться: художник вернулся в Варшаву, Алина осталась в Загродзине с растущим животом. У нее родилась доченька, Лилиана, светловолосая и голубоглазая – точно не от Стаха. Прежде чем муж успел что-то заподозрить и сопоставить факты: художник-блондин, уехавший девять месяцев назад, молодая жена, которая прислуживала гостю днем и ночью, светловолосый ребенок, – Алина бросила их обоих, мужа и маленькую дочку, и отправилась в Варшаву – искать своего художника, свою большую любовь. Художника она отыскала – почему бы и нет, он ведь пытался продавать свою мазню на Старувке, – но Алине в его богемной жизни места не нашлось: он жил на содержании у некой немолодой бизнес-леди, которой лучше было не знать о мимолетном романе своего ловеласа на лоне природы.
Идти Алине было некуда.
В Загродзину вернуться она не могла: Стах бы ее убил.
В Варшаве она никого не знала.
И она бродила по улицам, ошеломленная, разбитая, – пока над ней не сжалилась какая-то бездомная (много лет спустя сама Грустняшка вот так же сжалится над Кингой). Она научила Алину выживать на улице, и молодая нормальная женщина скатилась на самое дно. Она начала пить. А чтобы пить, нужны деньги – хоть на самое дешевое пойло. Поначалу она делала минеты за десятку-другую; затем, когда стала противна даже самым отчаявшимся, научилась воровать, попрошайничать, собирать мусор, который можно было обменять на какие-то жалкие гроши. Эти гроши она тут же пропивала.
Прошло более десяти лет, и она накопила на дорогу домой – в Загродзину.
На что она рассчитывала? Думала, муж примет ее с распростертыми объятиями? Муж был пьян в дым. Дочка – красавица блондинка, Лилиана Боровая, – обозвала мать последними словами и выгнала из дому.