— Они и строят, Алеша. Только я поменяла правила. На чистом-то листе их легче всего переписать. Нет у них других богов, кроме меня. Знакомо звучит?
И Лана вдруг прыгнула — с места, резко, страшно, как пятитонная самка богомола. Батюшка покачнулся от удара, не устоял, упал, покатился из-под нее, быстрым движением поднялся. Больше они не разговаривали — гулкие удары сменялись шипением резаков, гнулся металл, и дрожали камни Зиона. Батюшка, сбив Лану с ног и не давая подняться, трижды ударил ногой по ее боку, и стекло захрустело, посыпалось осколками. Батюшка занес молот, чтобы разбить окуляры, наполовину ослепив Лану, — но она вдруг взметнула щуп и, не глядя, послала луч из резака в толпу детей. Страшно закричала Марья, оседая в пыль, схватившись за живот. Лицо ее стало белым-белым, как торосы льда за куполом Доммы, а рот открывался и закрывался, будто она быстро и неслышно что-то говорила. Батюшка замер, повернулся, сделал шаг к девочке, и тут Лана, выхватив у него молот, не поднимаясь, обрушила удар на одно из его колен, тут же, перенаправив энергию отдачи, — на другое. Батюшка Алексей рухнул тяжело, окончательно, так что сразу стало ясно — уже не встанет. Лана снова подняла молот, опустила, разбивая корпус, подняла. Дети из Второй Доммы дышали тяжело, торжествующе, даже пот на лбах выступил — будто они вместе со своей Ланой врага крушили.
Аля бежала к Марье — та лежала, скорчившись, постанывала, глаза закатывались от болевого шока. Аля пока ее руки разжала, чтобы на ожог посмотреть, пока пульс проверила — битва Оберегов уже кончилась. Тихо стало, тихо, только Марья поскуливала.
— Промоем ожог, перевяжу, — сказала Аля, поднимаясь. — По боку луч скользнул, мышцу пережег, но органы не задел.
И замерла в ужасе — с молота, что Лана победно держала в верхнем щупе, капала бело-розовая масса, слизь кокона, прожилки того, что полминуты назад было батюшкой Алексеем.
— Лана, — выдохнули дети из Второй Доммы, шагнули вперед, постукивая себя ладонями по груди. Шагнули с ними и некоторые из Первой — восхищенно смотрела вверх кроткая кудрявая Анфиса, ее губы прошептали: «Лана», а глаза наполнилиь молитвенным светом.
— Забудьте все, чему вас учили, дети, — сказала Лана. — И как вас учили. Девочки — посмотрите друг на друга. Вам сказали, что над вами будут властвовать Мужи. Что так угодно господу Звездоходцу, которого придумала небольшая секта на Земле, далеко и давно, собрав косточки старых учений и слепив из них нелепого кадавра, в который потом закачали деньги, веру и вас, ребятки. Они, — она обвела щупом распростертого на земле Алексея, в ужасе замершую на краю толпы одну из матушек, — создали с нуля мир, где вас, девочки, втрое больше, чем мальчиков. Чтобы вас подчинить, как это было на Земле многие века. Но сейчас кого больше — у того и сила, тот и прописывает законы, меняет структуру мира. Я поняла это давно, еще до того, как в Домме родились первые дети. И вот они стоят перед вами, свободные, сильные, вооруженные. Они пережили много лишений. Вы росли в раю, они — нет, но они росли свободными, открытыми многим правдам, а не одной лишь карамельной истине вашего Писания. И сейчас мы пришли по праву воинов, пришли с силой — но эту силу мы хотим разделить, отдать вам. Девочки, мальчики — мы будем равными и свободными. И истину, силу и свободу мы через пять лет понесем и в Третью Домму…