Я отодвинул тонкое одеяло и поднялся. «Чехол» заерзал, его «края» затрепетали, а бесформенная тень переместилась следом за мной.
И тут на меня нахлынула волна ужаса, который может испытать лишь слуга Божий, столкнувшись нос к носу с Врагом всего сущего. Я понял, кто пожаловал в этот ранний час. Видимо, настал мой черед пройти испытание перед лицом первозданного зла.
Я застыл, ощущая, как меня пробивает дрожь. Приходилось приложить усилие, чтобы сохранить контроль над телом и не рухнуть на гравиевую дорожку в полуобморочном состоянии. Мои зубы стучали так сильно, что лопалась и крошилась эмаль, а в уголках губ выступила слюна, которую было решительно невозможно проглотить.
Жар ее тела, зной ее дыхания заставлял стекло покрываться поволокой. Тонкие пальцы стирали влагу, чтобы золотистые глаза могли бросить взгляд сквозь прозрачный свод внутрь оранжереи. Она следила за мной, как кошка за мышью. Лилит охотилась, и я был как на ладони. Но ее отделяло от меня стекло и каркас оранжереи. Она была сбита с толку присутствием преграды, вполне возможно, что она вообще не видела стекло, как не видит и не понимает его сути бьющаяся в окно муха. Охотничий инстинкт говорил ей: вот она — легкая сонная добыча! Просто вонзи в нее клыки! Но ей было просто так не добраться до меня, ведь оранжерея — это большая клетка.
Я смог собраться с силами и сделал шаг в сторону. Лилит переместилась синхронно со мной. Очевидно, она была очень легкой. То, что я поначалу принял за чехол, оказалось парой черных крыл, которые были сложены у нее за спиной наподобие плаща. Полагаю, что в условиях марсианской гравитации они прекрасно выполняли свою работу.
Я переместился еще на шаг к тамбуру. Почему именно туда — наверное, чтоб вооружиться лопатой или граблями и дать отпор в духе Маттео. Лилит же спустилась на выгнутую стену, как большое насекомое, развернулась, суетливо шлепая ладонями по стеклу, снова поднялась на крышу, нащупала раму форточки. Я услышал, как заныл пластик, когда в него вонзились когти.
И тогда меня прорвало.
— Сгинь! — Я подпрыгнул к потолку и взмахнул руками. — Изыди!
Лилит отшатнулась, я увидел ее лицо: это была окруженная вихрем черных волос бронзовая маска языческой богини — столь же прекрасная, сколь и отталкивающая хищными чертами, звериной мимикой и дьявольским огнем в очах. Лилит расправила крылья, и они развернулись черным полупрозрачным полотном, на котором сохранились следы золотистой краски со дня убийства Михаила.
Мгновенно сгустившаяся тьма, как ни странно, подсказала мне, что делать дальше. Я вскочил на табурет, рывком развернул к Лилит один из тепличных фитопрожекторов и щелкнул тумблером. В глаза чудища ударил ярчайший свет, сильно смещенный в ультрафиолет. Белое свечение обволокло крылатую фигуру, высвечивая множество деталей: поджарый живот, тонкие мускулистые бедра, выпирающие ребра, небольшие острые груди, тяжи слюны, свешивающиеся с красивых, или, как еще говорят, чувственных губ. Я увидел, как сквозь туго натянутую плоть демонических крыл просвечиваются кости и трепетно пульсирующие сосуды. Я увидел кое-как затянувшиеся раны, полученные в схватке с Маттео.