Муж, не отвечая, вышел из коридора, и она прокричала ему вслед:
— Степа, что-то случилось?
— Пропавшего мальчика нашли, — отозвалась вместо него Рогозина.
— Живой?
— Нет, — коротко ответила ее старая подруга. — Ладно. Рада была повидать.
Она уже открывала замок, когда Валентина вернулась в коридор, открыла сумочку, стоявшую на полке под зеркалом, и достала визитницу.
— Галя, подожди… Вот, нашла.
Она протянула Рогозиной визитку.
— «Ромашин Петр Сергеевич, патологоанатом», — прочитала та. — Кто это?
— Это мой учитель. Позвони ему. Если согласится у вас работать, считай, тебе крупно повезло. Он научил меня всему, что я умею. Ты не смотри, что он уже старенький. В прозекторской он бог.
Рогозина спрятала визитку в сумочку.
— Спасибо, Валь. Если передумаешь — звони. Да и просто так тоже звони. Пока.
Она вышла и услышала, как за спиной закрылась дверь.
* * *
— Петр Сергеевич?
— Да, Ромашин. — Голос в трубке явно принадлежал очень немолодому и усталому человеку. — Слушаю.
— Простите, что звоню ни свет ни заря. Меня зовут Галина Николаевна Рогозина. Я полковник милиции…
Она произносила слова, которые повторила бессчетное количество раз за прошедшие двое суток. Собственный голос казался ей чужим и бесцветным.
Но Валентина сказала, что Ромашин — лучший патан. И она, Галя Рогозина, просто не имеет права упустить такой шанс.
— Петр Сергеевич, простите… — и начальник ФЭС четко, почти по-военному сформулировала цель звонка.
— Галина Николаевна, это вы меня простите, но боюсь, что буду вынужден отклонить ваше любезное приглашение… Годы, знаете ли, уже не те…
— Петр Сергеевич, речь идет о детях. О детях!
На том конце провода помолчали.
— А почему Валя Антонова не согласилась вам помогать? — наконец поинтересовался невидимый Ромашин.
— Смена приоритетов, — устало проговорила Рогозина. — Когда на одной чаше весов семья, дети, муж, а на другой — прозекторская, трупы и сердце в клочья, всякая нормальная женщина выберет первое.
— А вы? — спросил явно заинтересованный Ромашин.
— Что — я? — не поняла она.
В интонациях Петра Сергеевича, которого она знала только по имени, было что-то, неуловимо напоминавшее отца. Она как будто держала экзамен. И очень может быть, что проваливала его.
— Какие приоритеты у вас?
— У меня нет семьи.
Ромашин опять замолчал. «Сейчас повесит трубку», — подумала Рогозина.
— Я тоже не хотела браться за это дело, — с неожиданной откровенностью сказала она. — В конце концов, у меня есть другая работа, и немало… студенты… Но… Петр Сергеевич, это дети! И если мы можем что-то сделать…
— Милая девочка, избавьте меня от пафоса. — Можно было поклясться, что сейчас Ромашин вскинул руку в предупреждающем жесте. — У меня есть дети. И внуки. Я все это прекрасно понимаю.