— И что же, нет никакого способа защититься?
— О, конечно, есть, — радостно ответил ей Алекс, — отключить внешнюю память. То есть вытащить.
— Что?! — Джил чуть не подскочила от негодования.
— Вот ты в каком году родилась? — не обращая внимания на её бурную реакцию, поинтересовался Алекс.
— В шестьдесят втором, — ответила она.
— М… Шестьдесят второй… Замечательный год, чтобы в него родиться. Но, увы, если ты родилась после две тысячи сорокового, ты, ммм… ты, скорее всего, забудешь почти всё, что помнишь, а может, вообще разучишься говорить, кто знает…
— Причём здесь год моего рождения?
— Это всё приблизительно, конечно, но больше девяноста восьми процентов людей, родившихся после этого года, получили внешнюю память в возрасте до десяти лет. Их, то есть наша, внешняя память, скажем так, плохо отделима от биологической.
— Но что же получается… это настолько опасно? И куда смотрел ваш хвалёный Комитет по этике?
Алекс с довольным видом поправил волосы. Он откровенно наслаждался её вниманием.
— Это-то как раз и стало одной из причин его усиления. Люди по всему миру боятся нашего А-17, ну и комитет, конечно, боится больше всего. Потому все так и липнут к этому проклятому комитету, что верят, будто он сможет остановить прогресс. Ха! Ты не поверишь, Джил, — он в неожиданном порыве спикировал на диван и схватил её за руку, — я рад, что живу в Третьем секторе, ничего подобного не происходило с нами никогда. Я впервые рад тому, что я здесь. Это история, Джил. Это наша история.
Но Джил его восторга не разделяла.
— Так что же, мой сектор теперь — какой-то улей или муравейник?
— Замечательно! Просто замечательно! — согласился с ней собеседник. — Я должен это запомнить.
— Нет, дорогой мой, — Джил, недовольная его тоном и поведением, встала с дивана, — это не только не замечательно, это мне просто очень не нравится. Мы решили все свои проблемы, заговорщики выслежены, их давно пора собрать в одном месте и, например, расстрелять. А то это, знаешь, как-то очень несправедливо, что посадили одного Эс, и того абсолютно ни за что. И знаешь, что ещё?
Она выдержала паузу. Алекс внимательно посмотрел на неё, но всё равно в лучах солнца он видел лишь силуэт Джил, облокотившейся на широкий подоконник.
— Я практически уверена в том, кто стоит за всем этим. С каждой минутой у меня остаётся всё меньше сомнений в этом.
— И кто же? — непонимающе спросил её Алекс. Его грубоватые ногти впились в очередной апельсин.
— Тебе не кажется странным то, что Гений не отключил это ваше А-17 сразу после того, как необходимость в нём отпала? Он так замечательно прикидывается умственно неполноценным, но давайте посмотрим на факты. Мой отец не давал ему никакой жизни, сколько я себя помню. Гений не получал ни нормальной зарплаты, ни отпуска, — и это вся благодарность одному из лучших сотрудников. Он даже не мог свободно заниматься тем, что ему нравилось, вечно находясь под началом то Эс, то кого-нибудь ещё. Какова благодарность, а? Мне даже жаль его, но другой вопрос — что нам-то теперь делать с этим психопатом? Он ведь в жизни ни за что и никогда не выпустит Эс из тюрьмы, будь он хоть трижды невиновен…