А брат его, король Вукашин, после недолгой скачки остановился. Никола Хрсоевич помог ему опуститься на землю. Рука Николы при этом случайно задела за ожерелье.
— Что-то дурно мне стало, Никола. И в горле совсем сухо. Поди-ка поищи какой источник.
Никола послушно отправился на поиски воды и вскоре, радостный, вернулся.
— Господин, в ста шагах отсюда есть родник.
Вукашин благодарно взглянул на пажа и пошел за ним.
Затем, припав на колени, склонился над родником, жадно глотая холодную, живительную воду. Ожерелье в первых ярко-красных лучах солнца переливалось всеми цветами радуги на старческой, изборожденной морщинами шее. Сверкание его помутило разум пажа. Он закрыл глаза ладонью и глухо застонал. «Я потерял все, так пусть же мне достанется хоть это ожерелье», — пронеслось в его голове. В одно мгновенье Никола склонился над Вукашином, выхватил из его ножен меч и одним взмахом отрубил голову королю. Схватив ожерелье, он вскочил в седло и галопом понесся прочь.
Так бесславно погиб честолюбивый и гордый король сербский Вукашин, сын Мрнявы, который при удачном повороте дел вполне мог стать родоначальником новой королевской династии в Сербии.
Трагический исход этой битвы поразил современников. Отзвуки ее донеслись до самых отдаленных уголков Европы. Это была самая крупная победа турок-османов в XIV веке и, пожалуй, самая важная — вплоть до падения Константинополя в 1453 году. Едва стопы султана Мурата коснулись европейской почвы, как тут же до ушей его донеслась победная дробь турецких барабанов. И сам беглербег Румелии Лала-Шахин в сопровождении героя битвы Эфренос-бея отправился навстречу богоподобному падишаху Амурату.
Ничем более не сдерживаемый, кровавый поток турецких завоевателей неудержимо ринулся на запад в двух направлениях — между Родопами и Балканами и по побережью, между Родопами и Эгейским морем.
За одну ночь 26 сентября 1371 года было разрушено то, что создавалось десятилетиями.
31
Теперь уже не было преград для акинджиев — почти неуправляемой массы легковооруженных турецких конников, которых военачальники, баши и аги, для наведения страха выпускали вперед перед наступлением регулярных частей, разрешая им делать все, что их душа пожелает, и брать столько, сколько способны унести их руки.
Акинджии, как разбойники, налетали неожиданно и свирепо на села и поселения, предавая их огню и позору. Только одно им было строго-настрого запрещено (под угрозой смерти) — убивать мальчиков в возрасте от семи до двенадцати лет. Их было приказано уводить в столицу, где из них будут делать преданных султану и Аллаху, жестоких и храбрых солдат-янычар.