Через некоторое время, когда на могиле Вертинского установили памятник в виде крышки рояля, Лидии Владимировне снова приснилось-привиделось что-то неописуемое. Вроде бы стоит она возле могилы с цветами и видит, как он, показавшись из земли, пробует плечами раздвинуть каменные плиты. Придя через несколько дней на кладбище, она увидела, что между мраморными камнями появились трещины. То есть камни, установленные на цементный фундамент и близко сомкнутые, по непонятным причинам разошлись. Мистика какая-то…
Ей было 34 года, когда она осталась одна с двумя дочерьми на руках. Казалось бы, что вся жизнь впереди, но она больше не вышла замуж, хотя предложения были. «Не представляю себе, чтобы в кресле Александра Николаевича сидел кто-то другой», – говорила художница и киноактриса Лидия Вертинская. Она запомнилась нам как загадочная птица Феникс в «Садко», красавица-злодейка Анидаг в «Королевстве кривых зеркал». «Сыграла всего несколько ролей, но каких! – восклицал Станислав Садальский. – Они вписаны навсегда в золотой фонд советского кинематографа». Совсем недавно, в первый день 2014 года, Лидии Вертинской не стало…
Их похоронили рядом. История этой любви заслуживает создания кинофильма…
От отца дочери унаследовали какую-то особую утонченность, изящество и, я бы сказал, загадочность существования на сцене и экране. От матери – бездонные завораживающие глаза и удивленный взгляд на мир, не поддающийся расшифровке, но составляющий магическую притягательность для каждого, кто соприкоснется с этим взглядом. И в то же время они совершенно не похожи друг на друга. Отец не хотел, чтобы они стали актрисами – он-то хорошо знал, скольких жертв потребует сцена. Но обе состоялись как театральные и киноактрисы.
Много лет спустя младшая дочь Вертинского Анастасия рассказала о собственном сновидении:
«Вдруг оказывается, что папа живой. И что его только что видели в цветочном магазине на Тверской… мы все узнали эту новость – и бегом туда – мама, бабушка, Маша – все радостные. Конечно, я прибежала первая. Папа действительно там, в кресле. Я сажусь у него в ногах и внимательно смотрю ему в глаза. «Скажи, пожалуйста, папа, – говорю я ему, – разве ты не умер?» А он смотрит на меня, и в его глазах —…»