Гипнозом уголовный розыск не интересовался. С гипнозом Институту мозга все было ясно. Поручено было искать только ясновидящих. Агентов, участковых, даже уличных постовых согнали на собрания. Под подписку о неразглашении. Объяснили задачу. Дали инструкции. Все заявления и сигналы от населения тщательнейше собирались. Регистрировались. Подшивались. Проверять их выезжало только их звено. Человеко-единицы, друг друга не знавшие, до того никогда вместе не работавшие (потом их точно так же рассыпят по разным городам), подписавшие документ о неразглашении. Зайцев — одна из них.
— Вы мне не верите. Вы — верите?
— Я верю в победу коммунизма, — быстро отозвался Зайцев, закидывая ногу на ногу. — Во всем мире.
Беседа с жуликом надоела ему.
— Хотите попробовать?
Лессинг сказал: «хочете».
— Зачем?
— Гипноз открывает человеку то, что спрятано сознанием. Что у вас спрятано сознанием?
Но ответить Лессинг ему не дал. Видно, понимал, что ответом будет скептическая ухмылка: мол, так я тебе и сказал, ага.
— Не говорите! — быстро перебил он сам себя. Бултыхнул ногами в просторных штанинах. Тон приподнятый, оживленный. Истерика, которой заражаются несчастные, пришедшие заразиться надеждой. Вот его метод, понял Зайцев.
— Не говорите! Пусть это останется для вас! Мне не нужно знать! — взмахнул руками он.
«Ага, — зло подумал Зайцев. — Бабе, у которой арестовали мужа, замордованной анкетами “укажите то-то”, только и надо услышать: не хочу знать. Наконец-то, после всех въедливых анкет, чисток, расспросов кто-то не хочет».
Зайцев с пониманием относился к ловцам дураков. И даже ценил артистизм. Ловцов несчастных он ненавидел. Арестовать бы тебя, гада. Но он знал, что у осторожного Лессинга все с документами и финотчетностью в порядке. Он даже числился по Цирксоюзу — «артистом эксцентрического жанра». Платил взносы. Арестовывать его было не за что.
Лессинг оживленно шаркнул стулом. Придвинулся к Зайцеву ближе. Зайцев чувствовал слабый запах нафталина, исходивший от купленного в комиссионке костюма.
— Хочете сеанс?
— Валяйте, — холодно ответил Зайцев. Надо же что-то написать в отчете о командировке.
Лессинг взмахнул кистями, как дирижер, приступающий к партитуре, или хирург, которому медсестра уже завязала на затылке марлевую маску. Вынул из кармана пиджака коробок. Чиркнул спичкой.
Оранжевое треугольное пламя перед его лицом — перед глазами Зайцева. Тот невольно отодвинулся. Еще не хватало уйти от мага без бровей.
— Смотрите сюда. Думайте о нерешенной тайне. Загадке. Вопросе, на который нет ответа. Который вас мучает. Вы уже думаете?