Но ни один из тех, кто в течение этого дня приходил к девушке, никак, по его мнению, не мог оказаться безжалостным убийцей. И это пугало Давида больше, чем внезапная встреча со злодеем лицом к лицу.
Наконец и этот день закончился, солнце зашло. Вскоре никого не осталось в доме, кроме тихонько всхлипывающей Ханны Фуксовой, рабби Лёва и Давида Ганса.
Спустя еще какое-то время за раввином пришел слуга Берл. Они вышли, Ханна заперла за ними дверь.
Дойдя до угла, Давид попрощался с Высоким рабби и направился в сторону своего дома. На следующем углу он еще раз свернул и, прячась в тени домов, вернулся к дому Фуксов. Вошел через черный ход, который Ханна оставила незапертым, и спрятался в крохотной каморке слева от входа. Спустя какое-то время пришел раввин.
Примерно через час после этого тишину прорезал резкий стук в дверь.
Рабби Лёв удивленно взглянул на Давида.
— Странно, — прошептал он. — Вряд ли это наш призрак. Скорее, кто-то из знакомых что-то забыл.
Он прошел к входной двери, отодвинул засов и не смог сдержать изумленного возгласа:
— Береле? — Он схватился рукой за грудь. — Боже мой… Что-то случилось с ребецен Перл?
Внезапно рабби понял, что Берл вовсе не его искал. Он увидел в руке шамеса большой необычный нож — халеф, какими пользуются шойхеты. С широким отточенным, но не заостренным на конце лезвием. Нож блестел. Видно было, что точили его и чистили совсем недавно.
Второй халеф торчал у Берла за поясом, и у этого ножа лезвие выглядело старым, почерневшим и давно не чищенным.
— Берл… — Он непроизвольно отшатнулся, и в это мгновение слуга стремглав скатился с крыльца и пустился со всех ног по ночной улице. Опомнившись, раввин бросился за ним. Давид Ганс, услышав восклицание раввина, выскочил из своего укрытия и устремился следом. Конечно, им не удалось настигнуть шамеса. Когда они добежали до Старо-Новой синагоги, Берл уже скрылся внутри здания.
— Береле, дитя мое! — закричал старый раввин. — Прошу тебя, вернись! Это не ты, это я виноват! Горе мне! На мне все эти грехи, сын мой! Остановись!
Между тем Берл выбрался через верхнее окно на покатую двустворчатую крышу синагоги. Выпрямившись, он легко и уверенно, словно не раз уже проделывал это, пошел по крутому скату к карнизу.
Привлеченные криками обитатели окрестных домов собрались у синагоги. Образовавшаяся немалая толпа встревоженно гудела, но никто не решился устремиться в погоню за шамесом.
Берл остановился точнехонько над входом, на самом краю карниза. Каждое его движение могло оказаться последним, даже снизу было видно, как дрожат и сдвигаются черепицы под его ногами.