Быстро пролистала страницы, боясь не найти то, что искала. Но нет, вот и стихотворение, размещенное прямо посреди одного рассказа:
Свет и тень — перекрестье креста, перекрестье грехов
и молитвы.
Тонет эхо шагов в тишине равнодушного храма.
Свет и тень — отголосок той старой решающей
битвы,
О которой написано в камне строками романа.
Только шаг — и настанет пора межвековья.
Будет колокол бить в такт тревожно стучащего сердца.
Я устала идти столько лет параллельно с любовью.
Проклиная Евклида, не в силах хоть каплю согреться.
Я уже умирала, ведь смерть — это вовсе не ново.
Так зачем же опять продолжать эти вечные битвы.
Но я снова вхожу в сень великого Храма и Слова —
В перекрестье из тени и света, грехов и молитвы.
— «Только шаг — и настанет пора межвековья…» — пробормотала она, закрывая книгу.
Если только Господь существует, она не сошла с ума и не ошиблась…
Звонок раздался только на следующий вечер. Камера показала стоящего у калитки человека, не узнать лицо которого было невозможно.
Она нажала кнопку, открывая ворота. Руки тряслись.
Пока он шел по двору, она бестолково металась между зеркалом и дверью, но не видела своего отражения, да к тому же это было совершенно не важно. Кому что за дело, как именно она выглядит, ведь есть что-то главное, что-то совершенно другое.
С его волос стекала вода, он смешно ежился в тонкой кожаной куртке, тоже промокшей насквозь. Он что, добирался сюда пешком? Из Франции? Вполне может быть…
— Я… — Он замялся, подбирая слова.
— Ты пришел!
Больше не в силах сдерживаться, она бросилась на грудь этому человеку. Человеку, которого видела второй раз в этой жизни, и разрыдалась. Слезы мешались с дождевыми каплями. Влага к влаге, пепел к пеплу, прах к праху…
— Я учить русский, но очень сложно. — Он и вправду с трудом справлялся с незнакомым языком. — Я — Раймон.
Она улыбнулась и провела рукой по его мокрым волосам.
— Я знала. Пойдем, тебе нужно согреться. Сейчас разожгу камин… Тут есть камин, представляешь? Все как в старом замке. Знаешь, я так рада, что ты пришел… Я уже думала, что мне просто померещилось. Что я рехнулась, сбрендила… Я уже сама не знала, чему верить…
Она говорила и говорила, словно боялась остановиться, словно боялась, что в тот миг, когда иссякнут слова, он тоже исчезнет.
Но нет, Раймон сидел прямо перед ней, и можно было коснуться его теплой кожи, вдохнуть пахнущий сладостью розы и горечью дыма аромат незнакомой туалетной воды. Роза и дым, сладость и смерть — все правильно, все так и должно быть.
Она дала ему чистую одежду, которую приобрела заранее, еще после смерти Семена, и поразилась, как точно угадала с размером. Белый джемпер сидел на ее госте превосходно, словно сияющие латы. Джинсы тоже пришлись как раз впору.