Снова и снова одно и то же — множество вопросов и ни одного ответа. Всё, что у меня было, будто растаяло под лучами утреннего солнца, рассыпалось песочным замком у берега синего моря, развеялось по ветру — не догнать! Ещё вчерашней ночью я была в объятиях желанного мужчины и пыталась подобрать слова для своих чувств, хотя и знала, что не смогу произнести их вслух, а сегодня за ним закрылась железная дверь инквизиторской темницы, а меня почти ничего не отделяло от гибели. Как там сказал Мартин про прыжок из окна? Вот и записка предсмертная есть, и никто ни о чём не догадается, а, если и сообразят, то власти Розенберга вполне хватит, чтобы заткнуть им рот.
Я придвинулась к окну и посмотрела вниз, когда раздался звонок моего телефона, оставшегося в сумке. Неожиданный и громкий. Я подумала, что это, должно быть, кто-то из моих однокурсниц решил поинтересоваться, почему меня нет в университете, но, когда добралась до телефона, обнаружила там звонок с неизвестного номера.
— Вероника, ты дома? — услышала я в мобильном голос Аркадия Фогля, когда всё же решила ответить. — Как ты вчера добралась? Всё в порядке?
— Всё нормально, — ответила я, с усмешкой вспоминая вчерашний визит Мартина. Мне повезло, что ему кто-то позвонил. Иначе неизвестно было, до чего мог дойти разозлённый маг.
— Дарий очень просил меня позаботиться о тебе, и, немного подумав, я решил рискнуть и позвонить родственникам твоей матери, — сообщил Фогль.
— Тем самым, что от неё отказались? — спросила я, затаив дыхание. Я пока даже не пыталась представить себе, какими могут оказаться эти родственники-маги. Но, если они когда-то отвергли мою мать, то можно ли было ожидать, что они захотят признать меня и принять в семью? Это представлялось весьма сомнительным. Ведь они, скорее всего, даже не желали обо мне знать.
— Именно им, — подтвердил собеседник. — Сообщил, что ты оказалась в затруднительном положении.
— В каком?
— Ну как же? Весь Университет Магии уже знает о том, что ты стала жертвой мага, который использовал тебя для мести Карлу Розенбергу, — произнёс Фогль. В его голосе прозвучал плохо скрываемый сарказм, и я поняла, что он, должно быть, в курсе того, что случилось на самом деле. Но, если так, почему он не попытался отговорить Княжевича от того, что тот решил взять вину на себя?
— Чёрт! — не сдержавшись, выпалила я. Но любопытство оказалось сильнее возмущения. — Что они на это ответили?
— Они сказали, что рады будут помочь.
— Сомневаюсь, — фыркнула я.
— Нельзя так плохо думать о людях, Вероника, — пожурил меня Фогль. — Будь дома, сегодня они пришлют за тобой машину. Кстати, их фамилия Воронич.