— Осматривайтесь, господа, — сказал он. — Я не могу ничего изменить.
Руководитель спецотряда АА, прибывшего в Пушкине первым, вежливо пропустил мимо ушей сарказм генерала.
— Доктор Герберт Волтерс, — представился он. — Я действую по поручению министра иностранных дел рейха, герра фон Риббентропа, и имею специальные полномочия партийной канцелярии.
— Об этом я только что прочитал в ваших бумагах, герр капитан, — недружелюбно отозвался фон Кортте. — Я принял это к сведению.
— Ротмистр, герр генерал…
— Что вы сказали? — ледяным тоном переспросил генерал и нахмурился.
— Я ротмистр, герр генерал.
— Это разве не то же самое, что и капитан? — теперь тон генерала стал совсем резким. — Я не нуждаюсь в ваших уточнениях. Я был ротмистром, когда вы ещё в школу ходили.
— Прошу прощения, генерал.
— Ладно, — кивнул фон Кортте. — Ординарец покажет вам дворец. С чего начнёте?
— У меня есть план здания. — Доктор Волтерс похлопал по кожаному портфелю, который держал под мышкой. — Начну с Янтарной комнаты.
— Я так и думал. — Фон Кортте подошёл к телефону на столе, набрал номер и коротко распорядился:
— Фибиг, зайдите ко мне.
В комнату тут же вошёл молодой лейтенант, как будто ждал за дверью.
— Герр генерал? — спросил он, вытянувшись по стойке «смирно».
— Герр ротмистр из АА, — фон Кортте особенно чётко и с наслаждением выделил слово «ротмистр», — хочет осмотреть Янтарную комнату, а потом и весь дворец. Проводите его.
Доктор Волтерс на прощание молодцевато кивнул и вскинул руку в нацистском приветствии. Фон Кортте впервые наблюдал, чтобы офицер отдавал честь таким образом, а не рукой у козырька. Он воздержался от повторного замечания и повернулся к доктору Волтерсу спиной, молча давая понять, что разговор окончен.
Михаил Вахтер охранял Янтарную комнату, как обычно, сидя на своей скамеечке. Он наскоро починил деревянные и фанерные щиты, подмел песок на полу и попытался очистить грязь с шелковой обивки мебели.
Ему помогла Яна. Она по-прежнему оставалась во дворце и поселилась у будущего свекра — если Николай переживёт осаду Ленинграда и войну.
Недавно она сняла с головы Вахтера повязку. Теперь на его макушке красовался большой кусок пластыря, как шапочка на тонзуре — волосы ему выстригли по кругу. Некоторые остряки за это прозвали его «отцом Микаэлусом» и напрашивались на исповедь. Вахтер им подыгрывал: главное, что больше его ни о чем не спрашивали и смотрели как на неотъемлемую часть дворца.
Доктор Волтерс остановился в центре зала и осмотрелся. Наборный паркет можно разобрать, подумал он. Большие янтарные панели, фигурки воинов и богов, прежде всего, маски умирающих воинов на верхнем фризе, предположительно руки знаменитого скульптора своего времени Андреаса Шлюттера, тоже можно перевезти без каких-либо сложностей. Его беспокоил лишь расписной потолок. Стало понятно, что расписную штукатурку так запросто не снимешь.