Буянов толкнул локтем Сачко.
— Во, в штаб нацеливает!
— Дайте мне, — попросил молчавший до сих пор Гусаков.
— Говори, Петро, — разрешил Лесненко.
— Мне в своем районе никто не страшен. Я тут каждую стежку знаю. Если нельзя всем отрядом, пустите меня с хлопцами… Я вам все пулеметы у полицаев поотбираю! Выводить весь отряд незачем. Дисциплинку если подтянуть трохи, то и в лесу жить можно. Разве капитан не знает, как это делается? Я кончил, товарищи!
— Буянов пусть скажет, — предложил Фисюн.
— А что мне? — начал Буянов, привстав на коленках. — Я в Сталинграде родился и лесовать не умею.
И усмехнулся.
— Ты что, зубоскалить пришел на партсобрание? — оборвал его Фисюн. — Дело говори, а не кибитуй…
— А дело мое солдатское, — война! Пока не кончится! До Берлина! И весь взвод мой тоже так думает. Проверь, если хочешь.
— А указание райкома? Комсомольцу это что, безразлично? — бросил Фильченко.
— Не знаю, что вам говорили, — ответил Буянов, — а нам секретарь райкома сказал на прощанье: «Пришлю связных». Думаю, подождать нужно. Мухамедов от моего взвода ушел с пакетом в штаб. Вернется — все ясно станет…
Он помолчал немного и добавил с сердцем:
— По-моему, стыдно, товарищи, идти к орловцам, не сделав ничего в своем районе… Относительно же того, что нас горсточка, как выразился начальник штаба, то, видимо, забыл он, сколько нас было, когда эсманские склады уничтожали.
И Буянов отвернулся.
— Ну, а ты, товарищ Сачко, что скажешь? — обратился Лесненко к командиру второго взвода.
— Я думаю так, — пусть товарищ Фильченко, раз ему здесь не сидится, доложит Фомичу наше мнение. Он пришлет указания, а мы тем временем кое-что сделаем.
— Мудро! — как-то загадочно произнес Инчин.
— А ну, ты выскажись, мудрец, — рассердился Фисюн.
— Я предлагаю, — начал Инчин, — не сидеть сложа руки. Начнем с разложения полицейских команд. Мы многое можем сделать пропагандой, через печатные листовки. Вот я составил обращение к полицаям и прошу меня выслушать.
— Читай!
— «Обращение, — начал Инчин, — к полицаям, старостам сел и их помощникам Эсманского, Севского, Хомутовского и Ямпольского районов! Настоящая воина, начатая Гитлером против Советского Союза, приносит народам нашей страны величайшие бедствия. Весь советский народ мужественно борется с врагом на фронте и в тылу».
Инчин сделал паузу, пристально оглядел каждого из присутствующих, тряхнул белой челкой, нависшей ему на глаза.
— Дельно! — подтвердили слушатели.
— «Только вы, — продолжал читать Инчин, — продажные шкуры, потерявшие чувство долга перед Родиной, изменяли своему народу и пресмыкаетесь перед гитлеровцами, которые ненавидят русский народ, ненавидят всех славян. Презирают они и вас, своих холуев и мерзавцев…»