В камере, которую называли «ящик смертников», нас было одиннадцать человек, в том числе одна девушка. Не добившись показаний, гитлеровцы вывели нас из тюрьмы «без вещей».
Молча, взглядом простившись с умирающей девушкой, мы вышли на свежий морозный воздух. Кружилась голова, мы пошатывались, проходя темные безлюдный улицы. Очутились у колючей проволоки. На кладбище. Нас остановили около ямы, черневшей на фоне снега рваными краями. Приказали раздеться… И вот, все мое существо восстало против смерти…
Инчин закрыл глаза, я видел, как на его матовых щеках проступили лихорадочные пятна, он с минуту помолчал и снова говорил будто в кошмарном сне:
— Мелькнули картины детства, юности, всей небольшой моей жизни. Стоять покорно под дулами автоматов не было сил. Я бросился от ямы в сторону. За мной — еще несколько человек. Не помню, как добежал до проволоки. Стал ползти и вдруг почувствовал, как впились в тело колючки. Но впереди свобода и, может быть, жизнь!
Превозмогая боль, я протиснулся под проволокой и побежал, проваливаясь и падая во тьму, от этого страшного места.
Я не смел еще верить своему счастью и боялся оглянуться. От бега пересохло во рту, и я жадно глотал снег. Наконец силы изменили. В поле со свистом леденящего ветра уносились, угасали надежды. Ликование уступило безразличию. Временами казалось бессмысленным продолжать этот путь в ночь, в неизвестность.
Я шел, передвигая ноги и не отдавая себе отчета ни во времени, ни в пространстве.
Неожиданно передо мной появились постройки. Слабые огоньки в окнах. Это была занесенная сугробами деревня. Я брел на манящие огоньки, собирая последние силы. Постучался в крайнюю хату. Женщина, пустившая меня на порог, отшатнулась. Я сделал два шага и упал.
Очнулся от яркого света. Солнечные лучи пробивались сквозь занавеску. Захотел повернуться, но не мог. Острая боль пронзила все тело. Я снова впал в забытье.
Открыл глаза от прикосновения ко лбу маленькой холодной ладони и увидел девочку-подростка. В хате было тепло и тихо. Я долго не мог понять, где я и как сюда попал.
Было хорошо лежать в теплой постели и слушать взволнованный шепот девочки. Я узнал, что она с матерью всю ночь ухаживала за мной.
Скоро пришла хозяйка и рассказала, что в городе на всех перекрестках говорят о побеге двух заключенных. Беглецов всюду ищут. Одного уже нашли в поселке. Он был в бане, полузамерзший. Немцы, приколов его, сожгли вместе с баней. О втором она молчала, понимая, что этот второй — я. Первым беглецом мог быть только Козин.
«Прощай, Костя, — мысленно сказал я. — Постараюсь отплатить за тебя извергами.