Борис минуту поколебался и опорожнил рюмку раки, которая сиротливо стояла на столе. Он громко стукнул рюмкой о стол и крякнул.
– Так вот, Милан. Через два дня после того, как мы перевели деньги, Барченко позвонил мне и продублировал требования того банкира с Каймановых островов: мы должны признать независимость Косово, иначе плакали наши денежки. Кошмар! Какой же это был кошмар! – Карич закрыл глаза ладонями и сел в той же позе, в какой я его застал десять минут назад. – Это был удар ниже пояса, сильный и неожиданный. Какой у него тогда был мерзкий голос – язвительный и осторожный. Моему возмущению не было предела, а брат… тот вообще был вне себя. Мы с Неманей скоординировались и вышли на российского посла с требованием остановить Барченко. Посол обещал выяснить детали всего дела. Он провел консультации с правительственными чиновниками и сказал нам, что мы произвели наши вклады в частные сибирские компании, которые слабое на сегодняшний день правительство РФ не контролирует. Конечно, он пообещал сделать все возможное, чтобы разобраться с Барченко, но дал нам понять, что скорее всего мы здорово попали. Оказывается, этот старый хрыч имеет хорошие связи в Вашингтоне и всеми силами способствует отмене поправки Джексона – Веника. Русским он, конечно, был гораздо важнее, чем мы. Барченко связан с нашими иностранными партнерами и уже давно не имеет отношения к официальным властям России. Представляешь, банкиры ввели нас в заблуждение по поводу того, что они арестуют наши счета. Это был банальный блеф – они бы никогда так не сделали, потому что у них развитая демократия. Но частная российская компания, куда мы по гнилой протекции Барченко внесли свои деньги, в любую минуту может быть признана банкротом. Теперь Барченко может манипулировать нами как хочет. А это напрягает. Да уж, весьма и весьма напрягает! Мы-то думали, что он представляет интересы России, но не этих иностранных дельцов. Мы и помыслить не могли, что нас могут так нагло кинуть. – Борис замолчал.
Ана предложила мне еще кофе. Я не отказался – кофе, приготовленный ее руками, казался мне на порядок вкуснее обычного.
– Барченко призывает нас надавить на правительство СФРЮ, тогда наши деньги возвратятся. А иначе все: мы банкроты. Ничего сделать мы не можем – тема России для Сербии священная корова, поэтому мы все равно не будем поднимать русофобскую тему.
Я отпил кофе, стараясь не смотреть на Ану, хотя, казалось, мои глаза обладали независимой волей и постоянно следили за ее плавными движениями.
– Хорошо, Борис. Я могу, конечно, вам посочувствовать – вы попали действительно в очень серьезный переплет. Но мне непонятно одно: каким образом это касается меня? Ана прекрасно меня знает. – Я впился в нее взглядом. – Ты же знаешь, что я обычный инфантильный и чудаковатый профессор. Каким же образом я имею отношение к этому всему?