Он спрятал письмо в карман, запер кабинет.
- Я - в исполком. Потом в больницу пойду. Через час вернусь.
Казалось, все складывается нормально. Снята угроза с тракта, предатели получат, по заслугам, Якитов вернулся на место. Но не ходит радость в одиночку. Следом, как тень, скользят горе и боль - Трофим Сидоркин, Павел Козазаев. И шагал по улице Пирогов, и лицо его было мрачно, а взгляд уставлен в землю перед собой. Шагал Пирогов и думал, что теперь председатель райисполкома не посмеет отказать в его просьбе. А дальше придется держать ответ за невинную жертву, за ранение привлеченного человека.
Председатель райисполкома был не в духе. Он тоже только что вернулся с похорон, на скулах еще держался румянец от мороза, но щеки и нос покрывала бледность, которая и выдавала его нервное состояние. Перед ним стоял Князькин из Ыло и сбивчиво давал пояснения.
- Устал я от суеты, волнения.
- Ах, ты устал! Устал! Потому принялся гадить?
- Лукавый… попутал…
- Сам ты хуже лукавого… Сдашь дела секретарю.
Князькин разинул было рот, но председатель хлопнул ладонью по столу:
- Под суд пойдешь. Паникер!
Корней Павлович, прислушиваясь к голосам, стукнул согнутым пальцем в приоткрытую дверь и, решив, что его не слышали, заглянул в кабинет. Председатель увидел его, сделал приглашающий жест. Князькин, узнав Пирогова, задрожал всем телом.
- Идите, - председатель указал ему на дверь и, когда тот вышел, добавил уже Корнею Павловичу: - Ну что ж, тебя можно поздравить!
Пирогов сделал кислую мину, - дескать, перестань шутить, - достал письмо, положил на стол. Председатель взял его, но тут затрещал телефон. Снял трубку.
- Да. Я вас слушаю… Да, все в порядке… Организуем встречу. Большого комфорта не обещаю, но тепло будет… Милости просим.. Да… Что вы говорите?! Нет, это честное слово?.. Повторите… Это же вы понимаете… Девятнадцатого? Когда сообщили? Только что? Как ж это? Двадцать две дивизии? Слушайте, отправьте нам газеты сегодня. Такой случай!
Он долго еще выспрашивал о том, о сем. Пирогову сделалось неудобно присутствовать при серьезном разговоре. Но председатель будто уловив его состояние, сделал предупреждающий знак рукой останься, жди, внимай. Лицо его розовело.
Наконец он положил трубку, уставился на Пирогова влажными блестящими глазами.
- Из обкома звонили. Радость большая. Наши под Сталинградом котел захлопнули. А в котле двадцать две немецкие дивизии… Погоди…
Он принялся названивать в организации всюду, где были телефоны, сообщать новость. Корней Павлович отошел к окну. Пробивалась, крепла, рвалась наружу трепетная радость. «Мое почтенье начальнику. Как наши дела под Сталинградом?» На, выкуси, старый хрен. Хотел бы я сейчас видеть твою рожу.