Пино вскочил со стула. Лейерс, не обращая на него внимания, прошел в гостиную, сказал Долли что-то по-немецки. Она ответила резким тоном, и он исчез на несколько минут, а его любовница налила себе виски и закурила у окна.
Странное чувство охватило Пино. Словно что-то в Лейерсе попалось ему на глаза, но он упустил это. Что же это было?
Когда генерал вернулся, на нем были свежевыглаженная рубашка и галстук. Через плечо переброшен пиджак.
– Мы вернемся через пару часов, – сказал Лейерс Пино, проходя мимо.
Пино проводил взглядом генерала и Долли, снова испытывая это странное чувство, а потом попытался вспомнить, каким был Лейерс несколько минут назад – без рубашки и…
Боже мой, подумал он.
3
Дверь закрылась. Он услышал, как заскрипели половицы, повернул голову и увидел Анну.
– Бакалейщик сказал, что пятнадцать членов Сопротивления были расстреляны на Пьяццале Лорето сегодня утром, – сказала она, заламывая руки. – Это правда?
И снова эта сцена во всем ее ужасе встала перед глазами Пино.
– Я видел все это. Среди них был мой друг.
Анна прикрыла рукой рот.
– Ах вы, бедняга… пожалуйста, пройдем на кухню. У меня есть шницель, ньокки и чесночное масло. Я открою одну из бутылок лучшего вина. Генерал никогда не узнает.
Очень скоро они сидели за маленьким столиком в безукоризненной кухне-столовой. Горела свеча, Анна сидела напротив него, прихлебывая вино.
«Оленина?» – подумал Пино, ощущая божественный аромат над тарелкой. Когда он в последний раз ел оленину? До бомбардировок? Он отрезал кусочек.
– Боже, – простонал он. – Как вкусно.
Анна улыбнулась:
– Моя бабушка, царствие ей небесное, это ее рецепт.
Они ели. Разговаривали. Он рассказал ей о том, что случилось на Пьяццале Лорето, и она уронила голову на руки и несколько секунд сидела так. Когда она снова посмотрела на Пино, он увидел, что ее глаза распухли и влажны от слез.
– Как люди могут совершать такие злодейства? – спросила Анна; расплавленный воск скатился по свече и растекся по чашечке подсвечника. – Неужели они не боятся за свои души?
Пино подумал о Рауффе и чернорубашечниках в капюшонах.
– Не думаю, что такие люди заботятся о своих душах, – сказал Пино, доедая шницель. – Они словно уже посвятили себя злу, а если погрузятся в него еще глубже, то это не будет иметь значения.
Анна посмотрела мимо Пино куда-то вдаль. Потом перевела взгляд на него и спросила:
– Так как же итальянский мальчик оказался водителем влиятельного нацистского генерала?
Огорченный ее вопросом, Пино сказал:
– Я не мальчик. Мне восемнадцать.
– Восемнадцать.
– А сколько вам?