Всё изменилось перед первой сессией. Тогда, уже зимой, на первую пару ворвался румяный богатырь, которого Женька никогда за весь семестр не видел, в модном пальто, небрежно распахнутом так, что было видно на алом подкладе двух львов явно несоветского происхождения, обозрел аудиторию и громко объявил:
– Эй, физики-шибзики! А ну в «Баррикаду», на «Операцию „Ы“», осталось двадцать минут, бегом! Плачу за всех!
Первокурсное физическое сообщество взволновалось. Хоть кто-то и смотрел новый фильм еще осенью, хоть утренний сеанс в «Баррикаде» стоил десять копеек, но желание смотаться с пары оказалось превыше, и курс с ревом рванул из аудитории за неизвестным богатырем, как стая собак за вожаком. Остались заумные товарищи и девочки физфака, в которых девочек никто бы не определил.
Так курс познакомился с веселым парнем по прозвищу Генри. «Генри» было образовано от имени Гена и желания Гены подражать героям О’Генри, которые были веселыми и не уважали капиталистическое общество, хотя как раз сам-то Генри его уважал. По слухам, его отец или дядя работали в Москве в самом ЦК партии, и Генри имел все, что было недоступно другим советским людям или скрыто от них, но благодаря своему характеру нес это скрытое искусство в массы. Результатом воздействия великого Генри на неокрепшие умы начинающих физиков была провальная сессия. А как учиться, если Генри сообщает куратору, что комсомольская организация курса решила в преддверии двадцать третьего съезда КПСС провести политинформацию об осуждении западной военщины и ее музыки, которая приводит к агрессивности, а на самом деле из принесенного Генри магнитофона в аудитории звучат песни «Битлз», которые только из его магнитофона и можно было услышать? Как готовиться к экзаменам, если всю ночь тряслись под короля рок-н-ролла Элвиса? Вот и перебивались с тройки на четверку, пока не дошло, что вуз их и факультет – в списке не подлежащих призыву, так что при отчислении – в армию.
Потому во втором семестре положение начало исправляться. А Генри как-то сошелся с Женькой, и Женька с ним, хотя они были практически две противоположности. Генри брал от жизни все, что она могла дать, выжимал пространство, невзирая на время, а Женька осторожно, но верно шел путем освоения знаний и старался с этого пути не сбиться. Подружились после зимней сессии, где Женька на всех экзаменах писал для Генри шпаргалки, а тот в это время прикрывал Женьку от преподавателей своей широкой спиной. После экзамена Генри тащил Женьку в кино или в кафе-мороженое на Невский. С ним было легко и весело. Изредка Генри давал свой магнитофон с парой катушек послушать дома – так сказать, познакомиться с новинками зарубежной музыки. За год Женька начал разбираться в тенденциях рок-н-ролла, прослушал всех битлов, Пресли, Чака Берри и конечно же самых своих любимых «Роллинг стоунз». Теперь на вечеринках, организуемых на факультете, он мог запросто узнать любую песню по первым аккордам.