«Клоны, — подумал я и оглянулся на своего провожатого. — Или масоны, что в принципе одно и то же».
— Замы по тылу всех флотов, — улыбнулся тот. — Мы не любим пышных застолий и громких слов.
— Н-да… — крякнул я.
В этом застолье поражали даже не глубокие чаши с черной икрой, а то, что к ней никто не притрагивался. На челе каждого из сидящих за столом лежала печать усталости. Да, все они честно сделали свое дело и теперь отдыхали.
— За русский флот!
Мой провожатый наполнил рюмки из какой-то особенной бутылки. Мы выпили.
— Кто таков? — повернулся к нам один из каперангов.
— Писатель.
— Пусть выпьет, — разрешил каперанг. — Но не пишет.
Кто-то хохотнул.
«Если и напишу, никто не напечатает, — подумал я. — В новой России живем».
— Да, живем небогато, — согласился мой спутник, — но нам много и не надо. Еще рюмочку?
Я понял, что из подвала пора выметаться.
— Спасибо за доставленное удовольствие, — сказал я.
— Всегда рады писателям.
Провожатый улыбался, но глаза его были холодны.
«В древности правили жрецы, — думал я, поднимаясь в парадный зал, — потом масоны, а теперь, видимо, тыловые крысы. Конец, впрочем, всегда одинаков».
На столах, за которыми витийствовали адмиралы, черной икры, между прочим, не было.
— Героям икра не нужна, — сказал я Перетокиной, которая чокалась со всеми адмиралами подряд, — им и орденов хватает.
— Пойдемте домой, — поставила она на стол рюмку. — Столько я никогда не пила.
— Неужели больше двух рюмок? — удивился я.
— Не больше, но мне и одной нельзя. Где вы все это время были?
— У масонов в подвале, Нина Матвеевна. Это рядом.
К микрофону подошел Харатьян с гитарой, и это был самый удобный момент, чтобы незаметно скрыться.
Умер Эрнст Иванович Сафонов.
Несчастье случилось хмурым зимним утром. Как обычно, служебная машина приехала за главным редактором и остановилась у коттеджа. Эрнст Иванович вышел из квартиры, закрыл за собой дверь и стал спускаться по лестнице. Насколько хороши во Внукове лестничные пролеты в кирпичных коттеджах, настолько же они ужасны в деревянном.
«Здесь такую лестницу сделали для того, — думал я, карабкаясь по вечерам к Эрнсту Ивановичу, — чтобы писатели меньше пили. Лучше не допить рюмку, чем сверзиться и сломать шею».
Именно на этой лестнице Эрнст Иванович и упал. Я не знаю, инсульт случился до падения или после него, но шофер обнаружил главного редактора уже лежащим на лестнице. Сафонов умер в клинике, не приходя в сознание.
Прощались с Эрнстом Ивановичем в крематории Хованского кладбища. Все, кто присутствовал на церемонии, были угнетены. Уходили лучшие люди, и отчего это происходит, никто не понимал.