Люди, занятые умственным трудом, исповедуют религию, совершенно чуждую обывателям; время от времени они ощущают потребность почерпнуть в ней новые душевные силы и освежить в ней свое воображение.
Это религия одиночества и безмолвия.
Однажды я прочел на стенах кельи Шартрёзской обители следующее изречение:
«Когда человек пребывает в одиночестве, Бог говорит с его сердцем; когда человек пребывает в безмолвии, он говорит с сердцем Бога».
Кто, как не поэт, испытывает неодолимую потребность в этих сокровенных беседах?
Какое же одиночество является самым таинственным?
Одиночество волн.
Какое безмолвие является самым красноречивым?
Безмолвие моря.
Поэтому мне не раз доводилось без сколько-нибудь очевидной причины, без явного повода, не сумев придумать благовидный предлог для своего отъезда, внезапно покидать Париж, бросаясь в почтовую карету, в дилижанс или в вагон поезда и восклицая:
— В Дьеп! В Гавр! В Трувиль! В Ла-Деливранду!
Я стремился обрести у кромки прилива свое излюбленное одиночество; я спешил разделить с морем его поэтическое безмолвие, именно там я молил Бога выслушать то, что мне нужно было ему поведать, и спрашивал у него, не желает ли он сказать мне что-нибудь в ответ.
Всякий раз я возвращался домой окрепшим, ощущая бесконечные душевные силы и неиссякаемое воображение.
* * *
Дело было как-то вечером, в Брюсселе.
Мы сидели за столом втроем: Шервиль, Ноэль Парфе и я.
На столе лежала развернутая карта Франции.
Накануне за тем же самым столом нас было четверо.
Этим четвертым, которого нам не доставало, был Виктор Г юго.
Утром мы проводили его в Антверпен, в час дня обнялись с ним на прощание, и он сел на английский пакетбот; четверть часа спустя судно скрылось из вида за излучиной Эско.
Прочтите в сборнике «Созерцания» чудесные стихи, которые поэт посвятил мне в память об этом мгновении, когда мы расставались…
Мы вернулись в Брюссель, изнывая от смертельной тоски.
Неисповедимы пути изгнанника. Как только он исчезает за холмом, за поворотом дороги или изгибом реки, никто не может сказать, куда скиталец отправится, и никому не известно, суждено ли ему вернуться.
Итак, нас осталось только трое за тем же столом, где еще вчера мы сидели вчетвером, и теперь мы пытались отыскать на карте остров Джерси.
Именно туда отправился наш друг.
Я долго не отрывал пальца от одной из трех точек, образующих треугольник английских островов, а затем провел им через департамент Манш и остановился на линии, отделяющей его от департамента Кальвадос.
И тут внезапно в моей памяти ожило одно из тех самых воспоминаний, — я перенесся лет на двенадцать в прошлое.