Мартина Бека тоже могло ожидать такое. К тому же женщина в подвале относилась, как принято говорить, к антиобщественным элементам, а Розанна Макгроу была совсем другой. Он часто думал об этом в ожидании, когда что-нибудь начнет происходить.
В Мутале у Ольберга было полно работы, он вызывал раздражение у городских властей тем, что упорно настаивал, чтобы водолазы и аквалангисты обследовали каждый квадратный сантиметр русла канала и каждый доступный сантиметр дна озера. С Мартином Беком он связывался теперь изредка, но каждую минуту ждал телефонного звонка.
По прошествии недели пришла очередная телеграмма от Кафки. Текст был непонятный и удивительный: «Скоро вы сможете отдохнуть».
Мартин Бек позвонил Ольбергу:
– Он пишет, что скоро это дело расследует.
– Наверное, хочет немного поднять нам настроение, – сказал Ольберг.
Коллъберг придерживался иного мнения.
– У него точно с головой не в порядке. Он страдает распространенной болезнью под названием интуиция.
Меландер не сказал ни слова.
В течение десяти дней они получили пятьдесят фотоснимков, и втрое больше негативов находилось в работе. Многие снимки были плохого качества, а Розанну Макгроу они нашли только на двух. Оба были сделаны на риддархольменской набережной в Стокгольме. Розанна по-прежнему стояла одна на кормовой палубе А, в двух метрах от своей каюты. На одном снимке она наклонилась и чесала подъем ноги, но это было все. Кроме того, они идентифицировали еще двадцать три пассажира, а всего уже двадцать восемь человек.
Меландер внимательно посмотрел снимки и передал их Колльбергу, который пытался расположить их по времени съемки. Мартин Бек часами молча изучал всю эту гору фотографий, но ничего не говорил. На следующий день пришло еще несколько десятков снимков, но Розанны Макгроу ни на одном из них не было.
Зато пришло, наконец, письмо от турецкой полиции. Оно лежало у Мартина Бека на столе утром тринадцатого дня – по их новому летосчислению, – но лишь через два дня посольству удалось перевести его на английский язык. Вопреки ожиданиям, это письмо помогло продвинуться на шажок вперед, и впервые за долгое время их паруса наполнились слабым ветерком.
Один из пассажиров, двадцатидвухлетний студент-медик Гюнеш Фратт подтвердил, что женщину на фотографии знает, но ему неизвестно, как ее зовут и из какой она страны. В результате «усиленного допроса», который проводил большой полицейский начальник с очень длинной фамилией, состоящей в основном из букв u, ö и z, студент в конце концов признался, что нашел ее привлекательной и в первый же день путешествия дважды пытался «вступить с ней в устный контакт» с помощью английского языка, однако безуспешно. Другими словами, женщина вообще ничего ему не ответила. Он припоминает, что позже видел ее в обществе какого-то мужчины и пришел к выводу, что она замужем и лишь случайно и по недомыслию (?) раньше появлялась на палубе в одиночестве. Относительно внешности того мужчины свидетель помнит лишь, что «роста он был скорее всего выше среднего». В конце путешествия свидетель эту женщину больше не видел. Дядюшка Гюнеша Фратта, которого полицейский со сложной фамилией допросил «чисто информативно», подтвердил, что в течение всего рейса следовал за своим племянником и не оставлял его одного больше чем на десять минут.